Сведения об этой фамилии начинаются Иваном Васильевичем Алфимовым, убитым при взятии Казани 2 октября 1552 г. Григорий (Рудак) Афанасьев сын Алфимов, клинский сын боярский, получил по царской грамоте 1 апр. 1553 г. за службу и за старость позволение жить в деревне, а сыновьям его Игнатию и Борису велено быть детьми боярскими по Клинскому уезду. От Григория Рудака и следует считать происхождение Алфимовых, из которых многие не остались неизвестными. Так - Иван Борисович жалован вотчиною от царя Михаила Федоровича "за московское осадное сиденье". Сын его, Михайло Иванович, находился дьяком московско-судного приказа в 1633 г.; из двоюродных братьев его - Назарий Михайлович послан был в 1656 г. в Швецию, в 1657 г. - в Польшу, а Иван Михайлович находился в 1667 г. воеводою нa Самаре и там убит Стенькою Разиным. Сын его, Михаил Иванович, был воеводою в Туринске с 1681 по 1686 г. - Дмитрий Федорович Алфимов находился в начале царствования Екатерины II губернаторским товарищем по Московской губернии, потом был комиссаром при Московской Штатс-конторе.

Алфимов Иван - стольник. Зимой 1658 к царю Алексею Михайловичу прибыли посланцы от гетмана И. Выговского с предложением записать в реестр всех малороссийских казаков. Москва поспешила воспользоваться этим предложением и послала в Киев для составления реестровых списков боярина и воеводу В. Б. Шереметева. Перед самым отъездом вместе с боярином посланцы Выговского, полковник Лесницкий и др., попросили царя, чтобы тот наказал «своим высоким рассмотрением» давних противников гетмана - М. Пушкаря и Я. Барабаша. Государь пообещал помочь и вскоре отправил А. со своей грамотой к полковнику Пушкарю. Выехав из Москвы, он прибыл 9 мая в первый черкасский город Константинов, где выяснилось, что Пушкарь вышел из Полтавы и расположился лагерем в нескольких верстах от Миргорода. А. взяв провожатых у полковника С. Довгаля, направился в обоз Пушкаря, который был извещён о приезде царск. посланника и сам вышел его встречать вместе с кошевым атаманом Барабашем. У Пушкаря насчитывалось ок. 2 тыс. казаков, при Барабаше - несколько запорожцев да 3 небольших, вывезенных их Коша пушек; обоз расположился на р. Голтва под Красным лугом. 14 мая А. в лагере вручил Пушкарю государеву грамоту и, кроме того, на словах сказал ему, чтобы он «бунты все прекратил; новой рады для выбора гетмана отнюждь не заводил; с гетманом в совете, любви и послушании жил; Ивану Донцу, распускающему слух о присылке на Украйну 40000 ратных людей, не верил; всех своевольников унимал и никакого кровопролития не допускал, а чрез то, что он полковника Богуна с 500-ми человек побил, государь, для обережения же самого же Пушкаря в город Полтаву воеводу послать приказал. Пушкарь, не признавая себя виновным, отвечал, что Иван Донец действовал сам по своей воле, а полковника Богуна и его 500 человек хотя он и разбил, то в этом сам гетман виноват: он прислал Богуна с 1500 человек сербов и те сербы начали православных христиан в Полтавском уезде разорять и в полон их хватать; оттого и побил он их 500 человек, обороняя себя». После этого была собрана рада, где стольник велел зачитать царск. грамоту. В ней Алексей Михайлович настаивал, чтобы «полковник Пушкарь раз навсегда оставил всякие ссоры и жил бы с гетманом в совете, любви, и послушании, а Якова Барабаша, Михайло Стрынджу и Ивана Донца ни в чем бы не слушал, потому что они делают бунты, говоря, будто бы весной имеет быть рада для избрания гетмана». Выслушав царск. грамоту, Пушкарь отвечал, что «государеву повелению он слушаться рад, но только зачем же гетман Виговский, перейдя Днепр с козаками и татарами, расположился в 20 верстах от табора Пушкаря и разоряет церкви божии, проливает кровь христианскую и хватает людей в полон?» На это А. возражал, что все эти бедствия происходят как раз из-за Пушкаря и могут прекратиться по его же воле, если он согласится подчиниться гетману. Когда Барабаш спросил, нет ли у стольника царск. приказа и для него, А. ответил, что специально к нему послан дворянин Н. Волков, и в свою очередь спросил, с какой целью он вышел из Сечи с войском на Украину. Чтобы на раде выбрать гетмана, ответил Барабаш, для чего, мол, запорожцам и царская грамота дана. А. сказал, что хотя такое право запорожских козаков и подтверждено грамотой, но сделано это было ещё до выборов в гетманы Выговского; для избрания же гетмана в Переяславль на раду специально приезжал боярин Б. М. Хитрово, и с его участием полковники, сотники, есаулы, казаки и проч. выбрали гетманом И. Выговского. И вот, теперь, невзирая на волю всех атаманов и казаков, он, Барабаш, собрав всяких там голтяев и бунтовщиков, хочет выбрать нового гетмана по своей воле, чтобы вновь христианскую кровь проливать. В это время к А. и Барабашу стали подходить др. бунтари - миргород. писарь Санча, миргород. казак Я. Черниговец и запорожец М. Стрынджа; собрав возле себя множество людей, они подняли крик, начали буйствовать и собрали войсковую раду своим полком. А. пришлось уезжать ни с чем. В тот же день Выговский отправил универсал к запорожцам и полтавскому полку о том, чтобы они не верили своей старшине и покорились ему - «их настоящему вождю, истинно преданному его царскому величеству».

Иван Николаев

Алфимов

Я хочу сказать несколько слов об обстоятельствах гибели пограничника Александра Алфимова 1 декабря 1986 года. Несмотря на то, что я не являюсь участником этих событий, у меня появилось чувство, что правда искажалась не только в отношении тех, так называемых, "небоевых потерь", когда обстоятельствам гибели зачастую намеренно давались заведомо ложные описания, дабы придать им официальную "пристойность" и заставить поверить родителей, что их сын умер геройски "при выполнении интернационального долга", а не был застрелен обезумевшим сослуживцем, не покончил жизнь самоубийством, не был убит по ошибке, собственной или чей-то халатности или просто не отравился пойлом, сделанным им самим из какого-нибудь ГСМ. С большой долей уверености допускаю, что за свой Афганский срок многие не раз сталкивались с такого рода приукрашиванием неприглядной правды в её различных, порой самых уродливых проявлениях. Всё это нам знакомо и вполне объяснимо. Что мне абсолютно не дано понять в истории с Алфимовым, это то, как могло произойти искажение наоборот ? Об Алфимове я услышал ещё до Афгана, в Курчумском погранотряде, где Алфимов был секретарём комсомольской организации ММГ (мото-маневренной группы). В Афгане он служил на одноимённой заставе ММГ, которая стояла в гарнизоне Вияр. Вияр находился всего в паре километров от г.Хорог, на другой стороне Пянджа, и был близок к северному выходу из Зордевского ущелья. Это место находилось как бы на отшибе от остальных гарнизонов Восточного погранокруга и там мало кто появлялся из других гарнизонов. Осенью 1987 г. Курчумская (она же Виярская) застава жила некоторое время в приежке на Гульхане, что было в 10 метрах от казармы ДШ (десантно-штурмовая маневренная группа). Я пошёл навестить своих друзей по учебке, которые почти все попали на эту заставу. Призыв ноября 1985 года, служивший с Алфимовым ещё с Курчума, всё ещё не уволился, и все они были в том бою, некоторые сами выносили раненного Алфимова к вертолету. Мой друг по учебке - Галкин Виталя - месяц тому назад получил его именной пулемёт. Это был обычный ПК, средней пошарпанности, сбоку на ствольной коробке была металлическая пластина с именем Алфимова. Пишут, что он числился гранатомётчиком, но я об этом ничего не слышал. Всем - даже в Курчуме - он был известен, как пулемётчик. Все увольнявшиеся погранцы ноябрьские 85-го года считали себя обязанными Алфимову. На той декабрьской проводке Курчумская застава шла в головном охранении колонны где-то рядом с Гарданой. Алфимов шёл одним из первых (по словам Курчумцев, он делал это всегда). На входе в кишлак он первым заметил неладное и крикнул: "Духи!" Тут же, не сходя с места, он открыл огонь из ПК, в следующий момент по нему стреляла вся духовская засада. Застава рассыпалась, готовясь к бою, и всё это время Алфимов был единственным, кто как-то прикрывал всю заставу. И почти весь огонь засады был сосредоточен на нем. Курчумцы развернулись и вступили в бой, фактор внезапности был духами утрачен. Засада была рассеяна, колонна прошла через кишлак. Те, кто выносили ещё живого Алфимова к борту, говорили, что место, на котором он лежал, было открытым и хорошо простреливалось со всех сторон. Если бы Алфимов, после того, как он заметил засаду, стал бы изготавливаться к бою "по-науке", то есть, не оставался на голом месте, а упал бы за ближайшее укрытие, то у всей заставы не было бы тех спасительных секунд, которые потребовались для изготовки к бою. Алфимов же не стал искать укрытие, а открыл огонь сразу , не сходя с места, и оставался на том же месте пока застава не начала вести огонь и уже не нуждалась в прикрытии, но к этому моменту Алфимов был уже тяжело ранен и передвигаться не мог. Он был опытным солдатом, а значит тот факт, что он не стал искать укрытие в первые секунды, говорит о том, что он подверг себя риску не по неопытности или "запарке", а сделал это сознательно , дабы дать заставе выиграть время и прикрыть её. По словам Курчумцев, грунт на площадке, где лежал Алфимов, был буквально изрыт пулями, ибо в начале боя по нему вели плотный огонь (видимо ещё и потому, что он стрелял не из автомата, а из ПК - пулемётчики всегда подвергались большему риску привлечь огонь противника на себя). Алфимов получил множественные пулевые ранения грудной клетки, но был ещё жив. Когда его грузили в борт, он уже начал задыхаться. Алфимов умер в вертолёте от пневмоторакса. Это произошло через несколько минут после того, как борт взлетел. В том бою ни один из солдат его заставы не был ранен. Конечно же, можно говорить о том, что это была большая удача, и это будет правдой. Но думаю, что очевиден тот факт, что именно действия Алфимова позволили заставе выйти из боя (это была засада ) без потерь. Вся застава осознавала это, и именно это обстоятельство заставляло всех чувствовать себя обязанными Алфимову тем, что они не просто выжили, но и не были ранены. Ибо те пули, что убили Алфимова, предназначались и им тоже. Никогда более, ни до, ни после разговора с его заставой, я не слышал, чтобы о ком-то, живом или погибшем, все говорили с таким уважением и были единодушны в какой-то фанатичной вере, что он спас их всех . Никогда я больше не видел, чтобы чьё-то личное оружие превратилось в такой, почти культовый предмет, каким был ПК Алфимова после его смерти. Как вы понимаете, для такого уважения среди видавших виды солдат была нужна настоящая причина. Посмертно Алфимова представили к званию Героя Советского Союза. Но ко всеобщему горькому разочарованию и глубокой досаде наградные документы по непонятным причинам "не прошли". Видимо, большое руководство посчитало, что подвиг Алфимова не был "достаточно героическим", или дело в чем-то другом - настоящих причин мы уже никогда не узнаем. Хорошо помню злость и обиду за своего "Саню", как называли его друзья на заставе. Всё вышерассказанное я написал с их слов, вернее с того, что сохранила моя память из разговоров с ними. Уверен, что есть и другие версии этой истории - как говорится, у каждого своя правда. ПОСЛЕСЛОВИЕ: После передачи летом 1988 года гарнизона Вияр в состав КСАПО, Курчумская застава ММГ была переправлена на Гульхану и расформирована. Некоторые солдаты, в том числе и Виталий Галкин, унаследовавший ПК Алфимова, были переведены в ДШ. Алфимовский же пулемёт был отправлен в Союз, в музей то ли Восточного погранокруга, то ли Курчумского погранотряда.