А. Блок Тайный смысл трагедии "Отелло". М. Морозов. Анализ трагедии "Отелло" по ходу действия Дездемона и Отелло отправляются на Кипр

Data: 25.06.2011 09:14 |


Главный герой шекспировской трагедии «Отелло», венецианский мавр, полководец, является вымышленным персонажем и прототипом реального венецианского полководца Маурицио Отелло.

Источник: драма "Отелло"(1604)

Имя Маурицио сокращенно звучит как Мауро, что значит по-итальянски мавр. Отсюда и мавр Отелло в знаменитой трагедии. К слову сказать, Отелло никогда не был негром, да и сам Шекспир не ожидал такого превращения главного героя, которое своевольно сделал театральный режиссер, впервые воплотивший трагедию Шекспира на сцене. С той поры в театральных постановках и фильмах Отелло изображают чернокожим.

Характеристика Отелло :

Образ мавра Отелло олицетворяет лучшие черты военачальника 16 века – храбрость, решительность, стратегическое мышление и мужество. Внешне Отелло полностью соответствует этим мужским качествам характера. Он высок, мускулист. Волевое выражение лица и выразительные глаза делают его лицо привлекательным.

Хотя по замыслу Шекспира, мавра Отелло совсем нельзя назвать красавцем. В душе Отелло очень добрый и доверчивый человек. Привык доверять людям, поэтому не смог разоблачить клевету о его любимой Дездемоне, распространенную завистником и карьеристом Яго. Доверчивость явилась причиной гибели Отелло и его прекрасной жены.

Краткий сюжет (По материалам Википедии):

Отелло снискал себе славу как великолепный полководец. Он знакомится с Дездемоной, дочерью Брабанцио. Поражённая его рассказами о военных кампаниях, девушка влюбляется в Отелло и тайно с ним венчается.

Его помощник Яго и дворянин Родриго готовят заговор. Они хотят убрать Отелло и занять его место. Яго убеждает Отелло, что Дездемона - любовница Кассио, молодого подчинённого Отелло.

Отелло приказывает Яго убить Кассио. Вынеся приговор неверной заранее, Отелло обвиняет Дездемону. Он не слушает ни её, ни Эмилию, жену Яго, которая пытается уверить ревнивца в том, что жена его - невинней ангела, что она и в мыслях не держала ничего подобного.

Когда Дездемона легла на кровать, мавр начал говорить ей всё, что, как он полагает, знает. Но жена всё отрицает. Потрясённый «лживостью» и «ранней испорченностью» столь юной девушки, Отелло душит Дездемону, она умирает. Входят стражники, Яго, жена Яго, Кассио и другие люди. Жена Яго говорит всю правду всем, раскрывая планы мужа, и разъярённый Яго закалывает её.

А Отелло, не в силах вынести известия о том, что он своими руками убил любящую и верную супругу, разбил своё счастье, выносит сам себе смертный приговор и закалывается.

Цитаты

Ты помолилась на ночь, Дездемона? Когда ты знаешь за собою грех, Непримиренный с милостью небесной, Покайся в нем сейчас же. Слышишь? Торопись. Я отойду. Мне тяжко убивать Твой неготовый дух. Избави Боже, Чтоб я убийцей стал твоей души. Вы, дьяволы, от зрелища небес! Мечите по ветру! Изжарьте в сере! Швырните в бездны жидкого огня! - Мертва! О Дездемона! Дездемона!

В реестре дворцовых увеселений записано, что 1 ноября 1604 года "актеры его величества короля" (Иакова I), то есть труппа Шекспира, представила в банкетном зале пьесу "Отелло, венецианский мавр". Если это не была премьера, то, во всяком случае, пьеса была новой. Э. К. Чемберс датирует ее 1604 годом. Первое издание вышло лишь после смерти Шекспира - в 1622 году, а в следующем году трагедия была перепечатана в фолио.

Источник сюжета - новелла из сборника итальянского писателя Джиральди Чинтио "Гекатомити" (1565). В итальянском рассказе персонажи не имеют имен, за исключением "Диздемоны".

По построению действия "Отелло" наиболее совершенная из трагедий Шекспира. Композиция здесь отличается четкостью, последовательностью и редкой для Шекспира концентрированностью. Глубокое единство, пронизывающее все действие, находит себе соответствие и в стиле. Это и наиболее реалистическое - в современном смысле - произведение Шекспира. Здесь нет сверхъестественных элементов, духов или призраков. Подлинность того мира, в котором разыгрываются события, не вызывает сомнений. В трагедии нет и намека на символизм. Все здесь от начала и до конца реально. Характеры персонажей обладают той конкретностью и индивидуальностью, которые делают из них живых людей без всякого метафизического философского довеска.

Но реализм Шекспира и здесь остается поэтическим. Поэтичность разлита не только в языке драмы. Она прежде всего возникает перед нами в живом воплощении в образах героя и героини - Отелло и Дездемоны, натурах поэтических в своем существе.

Для эпохи Шекспира "Отелло" одно из наиболее современных произведений. Уже сам сюжет не связан ни с античностью, ни с средневековьем. Перед нами Италия эпохи Возрождения - страна самой передовой культуры того времени.

Венеция у Шекспира всегда предстает как государство нового типа. Так было в "Венецианском купце", где выразительно подчеркнуты отношения, возникающие на почве господства денег в новом обществе. Так это обстоит и в "Отелло". Только центральным мотивом здесь являются не деньги, а те новые общественные отношения, которые открывают перед каждым возможность достичь высокого положения в обществе, независимо от происхождения.

Мы видим это на примере Отелло, который является не только чужестранцем, но и человеком другой расы. Тем не менее его доблести и заслуги завоевали ему высокое положение в государстве. Он лучший полководец на море и на суше, и ему доверяется командование венецианским флотом в борьбе против турок.

Общество, изображенное в "Отелло", уже в значительной мере освободилось от средневековых сословных предрассудков. Но и оно не знает действительной свободы. Значение человека определяется местом, какое он сумел занять в государстве. Но личность для этого государства имеет значение лишь в той мере, в какой она способна ему служить. Она существует не для себя, а для государства. Это ясно видно на примере двух значительных деятелей Венеции - Брабанцио и Отелло.

Брабанцио принадлежит к патрицианской верхушке Венеции. Его звание сенатора дает ему право на решающий голос в делах республики. Но когда он обращается в сенат с жалобой на то, что мавр "околдовал" его дочь, дож, при поддержке остальных сенаторов, оставляет его жалобу без внимания. В данный момент Венеции нужнее полководец Отелло, и дож решает тяжбу в его пользу. Но вот Отелло выполнил свою миссию и занял Кипр. Опасность миновала, и сенат смещает его с поста.

Хотя это лишь детали большой картины и на них, как правило, не обращают внимания, но они-то как раз характеризуют социальную атмосферу трагедии.

Перед нами, следовательно, общество эпохи Возрождения в своем "чистом" виде. Центральный конфликт трагедии имеет своей основой борьбу, типичную для новых общественных условий.

Отелло, Яго, Кассио и другие персонажи трагедии принадлежат миру, охваченному авантюрным духом. Здесь вершатся большие дела, и каждому открыт доступ к командным должностям. Отелло достиг высокого поста своими воинскими доблестями. Глядя на него, и Яго возмечтал о высоком положении. Ему казалось, что его боевые заслуги тоже давали право на возвышение. Но его обошли. Своим помощником или заместителем (именно такое значение имеет здесь звание "лейтенанта") Отелло избрал не Яго, а Кассио.

Может показаться странным, что разбор трагедии, где центральными являются темы ревности и доверия, мы начинаем с вопроса о продвижении по службе * . Но это странно только для тех, кто находится под гипнозом "психологической" критики. Я начинаю разбор с того же, с чего Шекспир начинает трагедию: с объяснения причин ненависти Яго к Отелло. Реалист Шекспир очень конкретно раскрывает, что в конечном счете послужило исходным пунктом всего последующего. Все началось с обиды Яго на Отелло, и у нас нет оснований не верить Яго, когда он говорит:

* (Я не мог не испытать влияния этюда Н. Берковского об "Отелло", впервые напечатанного в 1946 г. и вошедшего в книгу Н. Берковского, "Статьи о литературе", Гослитиздат, М.-Л. 1962, стр. 64-106. )

Трое знатных граждан Меня к нему на лейтенантский пост Усердно прочили, поверьте, цену Себе я знаю, должности я стою; Но он в своем надменном самодурстве Пускается в напыщенные речи Со множеством военных страшных слов, И, в заключенье, Ходатаям - отказ: "Я, говорит, Себе уже назначил офицера".

(I, 1. Перевод М. Лозинского)

Особенно возмущает Яго то, что ему предпочли человека, не имеющего таких же боевых заслуг, как он. Его соперник -

Великий арифметик, Микеле Кассьо, некий флорентинец, Сгубить готовый душу за красотку, Вовеки взвода в поле не водивший И смыслящий в баталиях не больше, Чем пряха; начитавшийся теорий, Которые любой советник в тоге Изложит вам: он - не служилый воин, А пустослов. Но предпочли его. А мне, который показал себя На Кипре, на Родосе, в басурманских И христианских странах, застят ветер Конторской книгой; этот счетовод К нему назначен - видишь - лейтенантом, А я - изволь! - хорунжий при Смуглейшем.

Яго не понимает, почему Отелло предпочел ему Кассио. Между тем едва ли мы ошибемся, предположив обдуманность выбора. Яго по опыту воин такой же, как Отелло, иначе говоря, практик воинского дела. Умный мавр именно потому и не выбрал его. Ему нужен был помощник, сильный в том, в чем Отелло, вероятно, был слаб, - в военной теории.

Но Яго думает не о пользе дела, а только о личных выгодах. Показательно, что он, ратующий за справедливость, не понадеялся на свои заслуги и прибег к влиятельным протекциям ("трое знатных граждан" хлопотали за него). Но он же с непоследовательностью, свойственной людям такого толка, возмущается и уже валит с больной головы на здоровую.

В том и проклятье службы, Что движутся по письмам, по знакомству, А не по старшинству, когда за первым Идет второй.

Поразительная реалистическая точность! Речь идет отнюдь не о деталях. Здесь, именно здесь происходит завязка великой трагедии. Она коренится во вражде и соперничестве, возникающих в новом обществе, рождавшемся на глазах Шекспира. Если мы пройдем мимо этого, то все последующее повиснет в воздухе и превратится в трагедию абстрактных добра и зла. У Шекспира они конкретны.

Новое общество с гениальной прозорливостью воплощено Шекспиром в двух противостоящих друг другу героях.

Отелло выражает одну сторону эпохи Возрождения. Он человек, овеянный авантюрным духом времени. Смелый и предприимчивый, он бросался навстречу опасностям, и в испытаниях, выпавших на его долю, закалил свой характер. Самое главное, чего он добился, - это умения подчинить свои страсти разуму. В нем, каким мы видим его в начале трагедии, осуществился тот гуманистический идеал, который был обрисован Гамлетом. К Отелло с полным правом можно применить слова датского принца, ибо он действительно до какого-то момента -

Человек, Который и в страданиях не страждет И с равной благодарностью приемлет Гнев и дары судьбы...

Кровь и разум так отрадно слиты, Что он не дудка в пальцах у фортуны, На нем играющей

("Гамлет". III, 2)

Именно таким предстает он перед нами в своем замечательном рассказе об испытаниях, пережитых им. Его увлекала не жажда карьеры, а жизненная борьба, в которой он мог применить свои силы и способности. Успех пришел сам собой. Но высшей наградой для Отелло было не то, что он достиг высокого поста, а любовь Дездемоны.

Два поэта определили наше понимание трагедии "Отелло". Один из них Пушкин, углубивший концепцию характера героя своим знаменитым замечанием о том, что Отелло от природы не ревнив, а, напротив, доверчив. Другой - А. Блок, объяснивший, чем была для Отелло любовь Дездемоны. Блок писал, что "в Дездемоне Отелло нашел душу свою, впервые обрел собственную душу, а с нею - гармонию, строй, порядок, без которых он - потерянный, несчастный человек. "Когда я перестану любить тебя, наступит хаос". Отелло стоял на том пути, конечной целью которого было обретение души, обретение Дездемоны. Он свою беспутную душу опутал службой чужому народу; он заковал в латы свои вены, в которых билась безрассудная черная кровь. Наградой за это долгое сдерживанье стихийных сил, почти безудержных сил, была душа, была Дездемона... Дездемона вырвала его "из адских бездн", которые иначе неминуемо поглотили бы его" * .

* (Александр Блок, Собр. соч. в восьми томах, т. 6, Гослитиздат, М.- Л. 1962, стр. 387. )

Все разделяло их: возраст, общественное положение, расовые различия. Но, слушая рассказы Отелло о его жизни, Дездемона поняла душу этого человека и оценила его достоинства.

Я стал ей дорог тем, что жил в тревогах, А мне она - сочувствием своим.

Любовь не изнежила Отелло. Его воинский долг всегда стоит для него на первом месте. Сенаторам, отправляющим его в поход, он говорит:

Не скрою, - Я почерпаю радостную бодрость В лишениях.

Его не удручает даже то, что это отнимает радость близости с Дездемоной. И если он присоединяется к ее просьбе разрешить ей сопутствовать ему, то, как он говорит, не затем, чтобы

Утешить сластолюбье Иль утолить мой пыл, - младые страсти Во мне угасли - и мое желанье, Но чтобы щедрым быть к ее душе. И небо вас избави заподозрить, Что близ нее мой долг я ущерблю. Нет, если легкокрылые игрушки Пернатого Эрота сладкой ленью Зашьют глаза моим душевным силам, Изнежив отдых и ослабив труд, Пусть бабы превратят мой шлем в таган, И все постыднейшие злополучья Да поразят достоинство мое.

И Дездемона любит в нем то, что он весь отдался своему делу.

Лицом Отелло был мне дух Отелло, И доблести его и бранной славе Я посвятила душу и судьбу.

Ми в чем благородство духа Отелло не выразилось так, как в его словах об отношении к Дездемоне: "щедрым быть к ее душе". Они оба щедро отдают друг другу свои душевные богатства. Оттого их любовь так красива.

Шекспир обрисовал нам в первых же сценах характер Отелло, как он проявляется в общественных отношениях, в деле и в личных чувствах. Мы видим перед собой человека истинно благородного духом, великого в своих деяниях и прекрасного в помыслах и чувствах. Он живое воплощение ренессансного идеала человечности.

Яго тоже человек эпохи Возрождения. Не меньше Отелло может он рассказать о "бедственных событиях, о страшных случаях", но, пройдя через сходный жизненный опыт, он вынес из него совсем другие уроки. Идея жизни Отелло - он сам, в том смысле, что надо воспитать себя подлинным человеком. Идея жизни Яго тоже он сам, но совсем в другом смысле. Ценность человека Яго видит не в нем самом, а в положении, какое он занимает в жизни. Стать человеком для него означает занять высокую должность. Вот его мерило человеческого величия и значимости.

Он не просто карьерист, но и своеобразный философ карьеризма. Исторически философия Яго - типичное для эпохи Возрождения понимание макиавеллизма. Как и "князь" Макиавелли, он исходит из того, что человек существо низменное. Убеждая Родриго, что его дело еще не проиграно, Яго так характеризует отношения Отелло и Дездемоны. "Не может быть, чтобы Дездемона еще долго любила Мавра, - набей деньгами кошелек, - а также он ее; это было бурное начало, и ты увидишь подобный же разрыв; только набей деньгами кошелек. Эти мавры переменчивы в своих желаниях: наполни кошелек деньгами. Кушанье, которое сейчас для него слаще акрид, вскоре станет для него горше чертова яблока. А она должна променять его на молодого. Когда она пресытится его телом, она увидит, что ошиблась в выборе. Ей необходима перемена, необходима. Поэтому - набей деньгами кошелек" (I, 3).

Яго не верит в чувства. По его понятиям, существуют только желания, аппетит, и любовь для него сводится к этому. Он и в самом деле думает, что даже такую женщину, как Дездемона, можно купить. Эта тема потом еще раз встанет в трагедии, и мы поймем, почему Яго убежден в том, что все женщины продажны: вспомните беседу Дездемоны и Эмилии, когда Дездемона говорит, что она не могла бы изменить мужу, даже если бы ей за это предложили целый мир; на это Эмилия отвечает: "Конечно, я бы этого не сделала за складной перстень, или за отрез полотна, или за какие-нибудь платья, юбки, чепчики или всякие там пустяковые подачки. Но за целый мир - да всякая наставила бы своему супругу рога, чтобы сделать его монархом" (IV, 3). Яго, надо полагать, достаточно знает свою супругу, чтобы понимать ее мысли.

Может показаться парадоксальным, но Яго, как и Отелло, верит в разум и даже в то, что он призван укрощать страсти. Но вслушаемся в то, как он развивает эту сторону своей философии, и нам станет ясно, что цель ее совсем иная, чем у благородного и гуманного мавра.

"От нас самих зависит быть такими или иными, - поучает он Родриго.- Наше тело - это сад, где садовник - наша воля. Так что если мы хотим сажать в нем крапиву или сеять латук, разводить иссоп и выпалывать тимиан, заполнить его каким-либо одним родом травы или же расцветить несколькими, чтобы он праздно дичал или усердно возделывался, то возможность и власть распоряжаться этим принадлежит нашей воле. Если бы у весов нашей жизни не было чаши разума в противовес чаше чувственности, то наша кровь и низменность нашей природы приводили бы нас к самым извращенным опытам. Но мы обладаем разумом, чтобы охлаждать наши неистовые порывы, наши плотские влечения, наши разнузданные страсти. Поэтому то, что ты зовешь любовью, я рассматриваю как некий отросток или побег" (I, 3).

Все это рассуждение с головой выдает Яго. В то время как Отелло стремится к гармонии разума и чувств, Яго отказывает человеческим чувствам в достоинстве. Они для него вредные "отростки". Разум Яго - холодный, жестокий разум себялюбца и карьериста. Он нужен ему лишь для подавления "слабостей", какими могут оказаться привязанности человека к другим людям.

Яго человек нового времени и в том отношении, что он не верит в прежние патриархальные связи между господами и подчиненными.

Не редкость Усердный и угодливый холоп, Который, обожая раболепство, Прокорма ради, как осел хозяйский, Износит жизнь, а в старости - отставлен. Кнут этим честным слугам!

Стараться ради кого-либо другого он ни за что не станет. В этом смысле Яго человек новой психологии, индивидуалист. Он сам признается, что если и выполняет долг, то лишь для вида, ибо принадлежит к числу тех,

Которые, надев личину долга, В сердцах своих пекутся о себе И, с виду угождая господам, На них жиреют, а подбив одежду - Выходят в люди; это - молодцы, И я считаю, что и сам таков.

Как видим, Шекспир ясно и недвусмысленно обрисовал характеры и душевный склад двух главных персонажей трагедии. Столкновение между ними обусловлено не личным соперничеством. Это борьба двух мировоззрений, двух различных отношений к жизни и человеку. О враждебности к нему Яго благородный Отелло даже не подозревает. Борьба является неравной потому, что враг скрывает истинное лицо, маскируясь добрым малым, прямодушным воином-рубакой.

Конфликт Яго - Отелло представляет собой столкновение "реализма" и "идеализма". Я ставлю эти слова в кавычки, ибо "реализм" Яго строится на трезвом, но бездушном понимании жизни, тогда как "идеализм" Отелло, при всей его недальновидности, основан на лучших человеческих стремлениях, на вере в добро и в человека.

Яго мог погубить Отелло разными способами. Ему ничего не стоило бы оклеветать его перед всеми. Но это не было бы той страшной местью, которую он ему готовил. Яго важно не просто уничтожить Отелло, ему необходимо победить его в том моральном конфликте, который существует между ними и который ему, Яго, очевиден. Он видит, что Отелло достиг величайшей духовной гармонии. Поэтому для него отомстить Отелло означает необходимость разбить то, что составляло цель и венец жизни Отелло, - разбить гармоническое единство разума и чувства, посадить в "саду" души Отелло самые ядовитые растения, и он принимается за это с полным знанием дела.

Яго нельзя отказать в проницательности. Он знает, в чем сила Отелло - в благородстве его духа, и на этом он решает играть.

У Мавра щедрый и открытый нрав: Кто с виду честен, в тех он видит честность И даст себя вести тихонько за нос, Как ослика.

Яго идет на приступ самой главной душевной твердыни Отелло - его веры в человека, притом он избирает объектом своих нападок то существо, в котором для Отелло воплощена высшая человеческая красота и достоинство, - Дездемону.

Блок писал: "...не добродетель, не чистота, не девичья прелесть Дездемоны отличают ее от окружающих; ее отдичает прежде всего то необыкновенное сияние, которым она озарила и своего жениха. Я отказываюсь говорить поэтому о добродетелях, которыми обладает Дездемона; она - сама добродетель, она сама и есть та несказанная сущность, которая снизошла на мавра. Дездемона - это гармония, Дездемона - это душа, а душа не может не спасать хаоса" * .

* (Александр Блок, Собр. соч. в восьми томах, т. 6, Гослитиздат, М.-Л. 1962, стр. 388. )

Теперь мы знаем, на что покушается Яго - на душу Отелло. И ужаснее этого он ничего не мог придумать.

Яго отличный тактик и стратег в психологической борьбе. Начав осаду Отелло, Яго сначала действует мелкими набегами. Он бросает намеки, возбуждает у Отелло желание узнать, в чем дело, постепенно растравляет его душу сомнениями, затем подстраивает "доказательства", пока, наконец, как ему кажется, не одерживает победу.

Был ли у Яго с самого начала готовый план "кампании"? Нет. У него была стратегическая цель, но борьбу он вел, применяясь к обстоятельствам, используя все, что подвертывалось по пути. Решала все целеустремленность Яго, мысль которого работала в определенном направлении, из всего создавая "доказательства" вины Дездемоны.

Он начал с того, что скомпрометировал Кассио: напоил его и ввязал в драку, нарушившую покой первой же ночи на Кипре. Как должен торжествовать Яго, когда у Отелло вырываются слова:

Видит небо, кровь во мне Готова свергнуть власть разумной воли, И страсть, темня рассудок, начинает Брать верх. И если я ступлю хоть шаг Иль вскину руку, лучшего из вас Сразит мой гнев.

Теперь Яго становится ясно, что надо сделать: вызвать в Отелло страсть, которая затемнит его рассудок, и тогда мавр поднимет руку даже на лучшую из всех.

В дальнейшем все происходит именно так. Но душевные переживания Отелло оказываются гораздо сложнее, чем предполагает Яго. Ему удалось одержать лишь временную и неполную победу.

Яго возбуждает в душе Отелло чувство глубокой ревности. Отелло потрясен мнимой изменой жены. Мысль о том, что чистая и прекрасная Дездемона могла предаваться ласкам с другим, вызывает у него страшные муки. Он не может без омерзения думать о близости Дездемоны с Кассио. Поверив Яго, он полагает, что их свело только сладострастие, похоть, а не любовь. "Козлы и обезьяны", - восклицает он, ибо, как ему кажется, Дездемона предала их любовь ради скотского наслаждения.

Но есть в его переживаниях, связанных с мыслью об измене Дездемоны, и другая сторона. Отелло знал, что он в Венеции чужой не только потому, что происходит из другой страны, но также потому, что он другой расы. Любовь Дездемоны, как ему казалось, стерла все различия, какие были между ним и венецианцами. Но теперь, когда Яго убедил его в измене Дездемоны, перед ним снова во всей ясности встает тот факт, что он никогда и ни при каких условиях не мог стать своим человеком среди венецианцев, и даже для лучшей из их среды - для Дездемоны. "Черный!" - и в этих словах звучит боль души человека, осознавшего, что всех его достоинств не хватило для того, чтобы разбить преграду между ним и обществом, с которым он связал свою судьбу, отдав ему все свои силы и способности.

С самого начала ревность Отелло, таким образом, оказывается не просто чувством уязвленного изменой мужчины, а чем-то гораздо большим. Душевная драма, переживаемая им, имеет не только личный характер. Она неразрывно связана с условиями общественной жизни. Но и это еще не все. Поскольку для Отелло любовь Дездемоны имела всеобъемлющее значение и означала торжество жизненных идеалов, ее измена влечет за собой и крушение этих идеалов.

Самый важный из них для Отелло - вера в человека. Дездемоне он отдал все душевное богатство, накопленное в жизненных испытаниях. Своей изменой она попрала лучшее и самое драгоценное, что было у Отелло. Любовь к Дездемоне воплощает для Отелло высшую душевную гармонию.

Люблю тебя! А если разлюблю, Вернется хаос.

Благодаря стараниям Яго наступил такой момент, KOf- да Отелло почувствовал, что в душе его действительно воцаряется хаос.

Всю эту глупую мою любовь Я шлю ветрам: подул - и нет ее. Восстань из бездны, ужас черной мести! Отдай, любовь, престол свой и венец Слепой вражде! Распухни, грудь, от груза Змеиных жал! Как воды Понта, Чей ледяной поток и мощный бег Не ведает отливов, но несется Сквозь Пропонтиду и сквозь Геллеспонт, Так мой кровавый гнев, не озираясь И не отхлынув к нежности, помчится, Пока его не поглотит простор Огромной мести.

Отелло, каким мы его знали вначале, думал, что он живет в мире более возвышенных отношений, чем те, которые существуют в среде обычных людей. Уверенность в этом ему давала любовь Дездемоны. Теперь Яго убедил его, что ему не удалось построить свою жизнь на отношениях более высокого порядка. Мысль об этом Яго настойчиво вбивает в его сознание:

Ведь каждый бородач, который впрягся, Быть может, тянет тот же груз. Мильоны Ложатся ночью в общую кровать, А верят, что - в свою.

Хаос, воцарившийся в душе Отелло, проявляется даже в том, что меняется стиль его речи. В первых трех действиях трагедии, пока он был самим собой, речь его отличалась возвышенностью, отражая строй мыслей и чувств, присущих ему. Но вот Яго разрушил его душевную гармонию, и Отелло начинает думать и говорить иначе, чем до сих пор: "Да, пусть она сгниет, и погибнет, и будет проклята сегодня ночью. Потому что ей жить нельзя. Нет, мое сердце обратилось в камень; я ударяю по нему, и руке моей больно" (IV, 1).

Ко всем мучениям Отелло добавляется еще одно, неизбежно связанное с чувством ревности, - сомнение. Яго убедил его в том, что Дездемона неверна. И все же, когда он видит ее, ее красота и обаяние по-прежнему оказывают на него воздействие. "Такая чудная женщина, красивая женщина, прелестная женщина!.." "О, в мире нет создания прелестней! Она могла бы возлежать рядом с императором и повелевать ему!" "О, она своим пением выдохнет дикость из медведя!" "И потом, какая.нежная душа!" "Но как все это грустно, Яго! О Яго, как все это грустно, Яго!" (IV, 1).

Мысль о несоответствии внешнего облика Дездемоны сущности ее натуры усугубляет мучения Отелло. При этом перед ним возникает то же противоречие, с которым сталкивались и другие герои Шекспира, неоднократно обнаруживавшие за внешним блеском глубочайшие язвы.

Моменты наибольшей победы Яго над Отелло отмечены грубым и жестоким обращением мавра с Дездемоной. Исчезла присущая ему мягкость. Он оскорбляет ее и в присутствии посторонних, и наедине. Здесь Отелло поступает так же, как поступил бы любой оскорбленный изменой ревнивец. Но торжество Яго, как уже было сказано, является временным. Если сначала Отелло ведет себя, как возбужденный ревностью муж, то затем в его сознании происходит перемена.

Яго подсказал Отелло, как надо убить Дездемону - задушить в той самой постели, которую она осквернила своей изменой. Он принял это решение сначала просто, как ревнивый муж. Но осуществляет он его, исходя из более высоких соображений. Дездемона должна умереть не только потому, что она изменила Отелло, не только жажда мести руководит мавром, когда он прокрадывается ночью в спальню Дездемоны.

Часто представляют себе, что Отелло убивает Дездемону в порыве слепой страсти. Это неверно. Страсть ослепила его, когда Яго возбудил в нем ревность, но после того, как Отелло поверил в вину Дездемоны, ослепление страсти прошло. Наступило мрачное спокойствие, вызванное глубочайшим разочарованием в женщине, которая раньше казалась Отелло воплощением всех совершенств. Теперь ему ясно, что она не стоила его любви. Он становится судьей Дездемоны. Судит он ее с высоты того высокого идеала человечности, каким была для него их взаимная любовь. Теперь Отелло уже пережил свою боль, превозмог страдания ревности. Дездемона должна умереть не только потому, что она обманула его, но и потому, что она кажется ему воплощением обмана вообще. И этот обман тем ужасней, что она так прекрасна.

Но пусть умрет, не то обманет многих.

Сложная диалектика переживаний Отелло в момент убийства состоит в следующем: когда он смотрит на спящую Дездемону, то видит, как она прекрасна. Чувством он все еще продолжает любить ее, но теперь он "знает", что чувство обманывает его. Она неверна. Рассудок говорит ему, что верить ей нельзя. И он убивает ее, как человек, несущий возмездие за обман, совершенный ею, как судья, творящий акт справедливости, как человек, борющийся против зла.

Отелло кажется, что, убивая Дездемону, он как бы восстанавливает нравственный порядок в мире. Ему несказанно тяжело, потому что мир без Дездемоны, без его любви к ней оказывается бесконечно беднее, чем он был тогда, когда она жила и дарила его своей любовью:

Ты, высший образ, созданный природой, - Где я найду тот Прометеев жар, Чтоб воскресить его? Срывая розу, Как я верну ей животворный рост?

Отелло убивает Дездемону с непреклонностью сурового, но справедливого судьи. Он не поверит никаким ее словам и мольбам. Решение, принятое им, созрело в страшных муках, но, когда оно созрело, ничто не может его изменить.

Отелло думал, что этим страшным испытанием муки его закончились. Оказалось иначе. Самое страшное было впереди: он узнал, что Дездемона была невиновна. Теперь его отчаяние достигло крайнего предела. Он, возомнивший себя человеком, имеющим право судить других за преступления, сам оказался страшнейшим преступником. Он мнил, что держит судьбу в своих руках и способен управлять ею, преодолевая душевные слабости и страдания. Теперь он убедился в другом.

Пустая спесь! Кто царь своей судьбы?

Отелло думал, что действует "из чести, не из злобы", а оказалось, что он стал жертвой собственной глупости, слепого доверия к мерзавцу, не стоившему мизинца Дездемоны.

Как и тогда, когда он узнал о мнимой измене Дездемоны, первая реакция Отелло - отчаяние. Снова хаос охватывает его дух, но снова пробуждается и его разум, - теперь уже для того, чтобы судить самого Отелло. С той же беспристрастностью, с какой он недавно осудил Дездемону, обрекает он на смерть самого себя.

Отелло умирает не с отчаянием в душе. Он карает себя как преступника, убившего прекрасное, невинное существо, но в душе его снова горит огонь веры в человека, ибо он убедился в чистоте Дездемоны.

Бесплодно спорить о том, является ли "Отелло" трагедией ревности или трагедией доверия. И то и другое тесно сплетено. Сам Отелло очень точно определил, в чем сущность его трагедии, когда в последней речи сказал о себе как

О человеке, Любившем неразумно, но безмерно: Не склонном к ревности, но доведенном До исступления...

Хотя драма разыгралась в кругу личных отношений, смысл ее выходит далеко за пределы трагедии бытовой. Как мы видели, исходным моментом была определенная общественная атмосфера. Конфликт между Отелло и Яго был в действительности конфликтом между честным человеком, желавшим жить по законам истины и справедливости, гармонически сочетая требования разума и чувства, и обществом, безразличным и даже враждебным этим человеческим ценностям.

Кто же победил в этом конфликте? Ответ не может быть сформулирован ни в пользу общества, ни в пользу Отелло. Самое главное в трагедии состоит в том, что Яго удалось сбить с пути такого человека, как Отелло. В этом существо трагизма. Правда, в конечном счете Отелло сумел в какой-то мере восстать из того душевного хаоса, в который его вверг Яго. Но теперь его сил хватило только на то, чтобы покарать самого себя. Морально Отелло очистился. Будет наказан и Яго. Но все же итог трагедии отнюдь не утешителен. Мир высокой гармонии, который Отелло пытался построить среди реального мира Венеции, оказался разбитым. Отелло и Дездемона умерли, а Венеция продолжает существовать.

М. М. Морозов. Анализ трагедии "Отелло" по ходу действия

Морозов М. М. Театр Шекспира (Сост. Е. М. Буромская-Морозова; Общ. ред. и вступ. ст. С. И. Бэлзы). - М.: Всерос. театр. о-во, 1984.

Очень темная ночь ("глухой час ночи, когда ни зги не видно", как говорит Родриго). Во мраке вырисовывается великолепный палаццо Брабанцио. Входят Родриго и Яго. Очевидно, Родриго только что узнал, что Дездемона бежала к Отелло. В Фолио (изд. 1623 года) Родриго в списке действующих лиц охарактеризован словами "одураченный джентльмен". В Англии эпохи Шекспира слово "джентльмен" отнюдь не обязательно означало дворянин (ср. русское дореволюционное "барин", "господин"). В Лондон того времени приезжало из провинции много таких "папенькиных сынков" с туго набитой мошной, чтобы" людей посмотреть и себя показать. Папеньки наживались торговлей шерстью или спекуляцией землей (о том, как оживленно шла тогда эта спекуляция, свидетельствуют хотя бы разговоры о закладных и пр. в сцене на кладбище в "Гамлете"), сынки проживали: Родриго, как мы узнаем впоследствии, продает принадлежащие ему земли. Эти приезжие господа становились жертвами людей, умевших за них взяться. Об этом рассказывает, например, Деккер в своем сатирическом сочинении "Словарь глупца". Родриго, конечно, с большими претензиями. Он мечтал жениться на лучшей в Венеции невесте - Дездемоне. Аристократ Брабанцио с презрением отверг его сватовство ("С честной прямотой я тебе сказал, что дочь моя не для тебя"). Но Родриго - не просто шаблонная комическая натура. В нем есть простодушие, искренность, даже благородство чувств. Может быть, именно поэтому Шекспир сохраняет ему жизнь в конце трагедии (Кассио говорит, что Родриго только "казался мертвым").

Родриго вовсе не тот глуповатый промотавшийся дворянчик, близкий Слендеру из "Виндзорских насмешниц" или сэру Эндрю Эгьючику из "Двенадцатой ночи", каким его обычно изображают на сцене.

В настоящий момент Родриго охвачен ревностью. Итак, трагедия начинается с мотива ревности...

Взволнованного Родриго сопровождает оправдывающийся Яго (он-де ничего не знал о готовящемся бегстве Дездемоны). Роль Яго начинается с грубого слова, которое можно перевести "черт побери!", но которое гораздо грубее. Нам кажется, что это односложное грубое слово дает "тон" звучанию всей роли Яго. Первый монолог Яго выражает также мотив своего рода ревности, равносильной в данном случае низменной зависти: Яго завидует Кассир, получившему пост лейтенанта.

Тут весьма важно помнить следующее. Слово "лейтенант" может ввести в заблуждение. Это французское слово употреблено здесь в первоначальном значении "заместитель". Отелло - генерал, то есть командующий войсками, Кассио - его заместитель. Это очень важный пост. В 3-й сцене второго действия Монтано говорит, осуждая Кассио за мнимый порок пьянства: "Очень жаль, что благородный мавр вверил такой пост, - как пост второго после него лица (his second), человеку с таким закоренелым пороком". И понятно поэтому, что, когда венецианские власти смещают Отелло с поста главнокомандующего на Кипре, они назначают на его место Кассио. Яго было чему завидовать!

В отношении должности Яго также может ввести в заблуждение перевод "прапорщик" или "поручик". В тексте Яго назван "ancient" в дословном переводе "старший". Комментаторы поясняют это слово эквивалентом - "знаменосец". (Таково было и первоначальное значение русского слова "прапорщик".) Знаменосец главнокомандующего - тоже немаловажный пост. Он был чем-то вроде главного адъютанта командующего, исполнителем его поручений. Вместе с тем знаменосец занимал в армии следующий по важности пост после заместителя (лейтенанта) командующего (генерала). Все это объясняет мотивы поступков Яго. Это не просто выродок, Мефистофель, исчадие ада, совершающее зло ради зла, из одного только удовольствия губить людей. Цель его ясна, он ведет обдуманную игру. Он вполне здраво рассуждает, что после смещения Кассио он имеет все шансы стать лейтенантом (так оно и случается). А ведь после гибели Отелло его, "честного Яго", могут назначить и главнокомандующим. Этот мотив еще не был в достаточной степени оценен шекспироведами, отсюда - недоразумение о "немотивированной злой воле" Яго, пользуясь выражением Колриджа. Итак, Яго ведет большую игру. Перед нами законченный тип "макиавеллиста", как говорили тогда в Англин, то есть человека, способного на любое преступление ради личной своей выгоды.

Чрезвычайно интересно в этом первом монологе Яго также противопоставление двух типов военных: теоретика Кассио и практика Яго. Последний глубоко презирает первого, называя его "великим арифметиком", который "никогда не вел эскадрона в бой" и понимает в тактике "не больше пряхи". Кассио, по словам Яго, "ничего не знает, кроме книжной теории". "Болтовня без практики - вот и все его военные достоинства". Яго иронически называет Кассио "бухгалтерской книгой", "счетоводом". Он противопоставляет ему себя. О себе он говорит с большим чувством: "Клянусь честностью человека. Я себе знаю цену". В данном случае, воздавая себе должное, Яго несомненно говорит искренне. Он искренне удивлен тем, что Отелло, на глазах которого он, Яго, "показал себя и на Родосе, и на Кипре, ив других землях, христианских и языческих", назначил не его своим заместителем. И подозрительный ум его начинает сразу же искать постороннюю причину: "Продвижение по службе происходит благодаря рекомендательным письмам и личным симпатиям". С самого начала трагедии объяснено, почему Яго возненавидел Отелло: тот назначил своим заместителем не его, а другого. "Теперь судите сами, - говорит Яго Родриго, - обязан ли я по справедливости любить мавра". Все вполне мотивировано.

Из первого монолога Яго можно сделать и целый ряд других интересных заключений. Яго говорит, что назначением Кассио он "обойден и лишен попутного ветра". В речах Яго встречается больше флотских метафор, чем в любой другой шекспировской роли. Яго, видимо, из моряков. Он рассказывает (3-я сцена второго действия), что бывал в Англии ("Я выучил эту песню в Англии"), и сообщает о том, как пьют англичане, датчане, немцы и голландцы. Яго, по-видимому, человек бывалый и повидал разные страны.

Некоторые комментаторы полагают, что Яго, судя по имени, - испанец: в 3-й сцене второго действия Яго произносит ругательство на испанском языке - штрих, мимо которого, если не ошибаемся, прошли комментаторы. Это слово, возможно, подтверждает предположение комментаторов о том, что Яго - испанец.

Яго говорит, что Кассио "до чертиков влюблен в одну смазливую бабенку". Кого имеет Яго в виду? Может быть, Бьянку. Может быть, Дездемону. Ведь Кассио, как мы слышим впоследствии, был посредником в сватовстве Отелло к Дездемоне. Кассио восхищался Дездемоной, преклонялся перед ее красотой, и циничный ум Яго, конечно, сейчас же сделал свои выводы. Слово "Wife", которое мы перевели "бабенка", помимо основного значения ("женщина"), употреблялось также в значении "проститутка". Дальше Яго дважды называет Дездемону проституткой. И, наконец, в этом первом монологе обнаруживается презрение Яго к Отелло как к черному человеку. Яго говорит, что ненавидит Отелло. "В таком случае, я бы не стал ему служить", - замечает простодушный Родриго. И в ответ на эти слова Яго пространно объясняет свое двуличное поведение и говорит, что преследует одну-единственную цель - свою личную выгоду. А за этим следует весьма важное признание: Яго говорит о том, что к скрытности, двуличию - одним словом к "макиавеллистическим" методам в жизненной борьбе толкает его сама окружающая действительность. Закон этой действительности замечательно сформулирован в "Перикле" Шекспира. Один рыбак говорит другому: "Дивлюсь я тому, как это рыбы живут в море", на что другой отвечает: "Да так же, как и люди на земле: большие пожирают малых". Вот слова Яго: "Если мое наружное поведение будет выказывать на людях то, что действительно происходит в моем сердце и каким оно является, то вскоре я стал бы ходить с душой нараспашку, и меня заклевал бы любой простак". Яго не абстрактный мелодраматический "злодей", но продукт определенной среды.

"Как везет этому толстогубому!" - замечает Родриго. Реплика, интересная в двух отношениях. Во-первых, философии Яго, подробно развитой им впоследствии, - философии, согласно которой судьба человека целиком зависит от его воли, - противопоставлен наивный детерминизм Родриго ("Как везет!"); во-вторых, впервые дана характеристика внешности Отелло. В трагедии Отелло назван "мавром". Но это слово в эпоху Шекспира имело другое значение, чем имеет теперь. Оно означало вообще чернокожего человека. О мавре в нашем понимании этого слова обычно говорили "белый мавр". Упоминание о толстых губах намекает на эфиопа. Впрочем, нельзя в данном случае искать у Шекспира точности. На упоминании о "толстых губах" нельзя строить окончательных выводов, как нельзя их строить, например, и на том, что Яго называет Отелло "берберийским жеребцом", или на упоминание "о "Мавритании" как родине Отелло. Тут важнее другое. Шекспир говорит своим зрителям о внешней непривлекательности Отелло, которая имеет в трагедии двойной смысл. Во-первых, правдоподобней становится ложь Яго об измене Дездемоны с красивым Кассио; во-вторых, в противопоставлении непривлекательной внешности черного Отелло его внутреннему благородству, его душевной чистоте, поэтичности употребляемых им метафор и музыкальности его речи воплощена одна из центральных тем всего творчества Шекспира: противопоставление "одежды" и "природы", внешности и существа.

Брабанцио не только человек высокого положения в Венеции, но и надменного крутого нрава. Об этом он сам говорит, обращаясь к Родриго: "Мой нрав и мое положение - достаточная сила, чтобы заставить тебя горько раскаяться". Типична для этого человека старого покроя его суеверность. "Это несчастье сходно с моим сном", - говорит он. Самая мысль о том, что Дездемона может стать женой Отелло, для него ужасное, непоправимое несчастье: "Одна мысль о возможности этого угнетает меня". Когда он убеждается, что Дездемона бежала, он принимает этот факт прежде всего как несмываемый позор: "В грядущем для моей опозоренной жизни не осталось ничего, кроме горечи". Поступок Дездемоны для Брабанцио - "измена крови". Последняя надежда его заключается в том, что Дездемона еще не успела скрепить свой грех формальным брачным союзом с черным Отелло ("Вы думаете, что они уже обвенчались?"). Единственное объяснение случившегося - это то, что черный Отелло прибег к волшебству. Душа Брабанцио в смятении. И только в конце сцены старый сенатор обретает самообладание, гордясь сознанием той силы, которую имеет он в Венеции благодаря своей знатности, богатству и, вероятно, также благодаря многочисленным родственникам ("Разбудите всех моих родственников"). В конце сцены он говорит: "Я буду заходить в каждый дом. В большинстве домов - я могу приказывать".

В последней части этой сцены мы узнаем кое-что о Дездемоне. Родриго упоминает не только о ее красоте, но и о ее уме. Мы также узнаем кое-что новое и весьма интересное об Отелло. Оказывается, он человек, настолько нужный синьории, что когда начинается война, без него не могут обойтись "в интересах собственной безопасности". Это, как нам кажется, весьма важное указание, бросающее свет на отношение дожа и сената к Отелло. Ведь впоследствии, когда минует опасность, синьория сместит с поста главнокомандующего черного Отелло без всякой с его стороны вины. Кроме того, мы узнаем, что умный Яго, - хотя он ненавидит Отелло, "как муки ада", - признает, что это большой, значительный человек: "Дож и сенат ни за какие сокровища не найдут другого человека такого масштаба, как Отелло, чтобы руководить их делом".

Такова первая сцена, начало экспозиции. Драматическое содержание этой сцены можно сравнить с ударом грома среди царившей тишины: на белой Дездемоне женился черный Отелло.

Вторая сцена начинается с мотивов, которые перекликаются с мотивами конца предыдущей сцены. Как там Брабанцио спрашивал Родриго, не обвенчались ли уже Отелло и Дездемона, так здесь Яго спрашивает Отелло: "Вы крепко связали себя браком?" Как в конце предыдущей сцены подчеркивалось могущество Брабанцио, так еще более подчеркивается оно здесь словами Яго: "Сиятельный сенатор весьма любим, и голос его вдвое могущественней голоса дожа". (Кстати, это объясняет, как увидим, многое в поведении дожа в следующей сцене.) Перекличка мотивов конца 1-й сцены и начала 2-й сцены не лишена интереса. Она еще раз указывает, что действие в "Отелло" - во всяком случае, в пределах одного акта - развивается беспрерывным потоком и что сколько-нибудь длительный антракт между сценами противоречит композиционному замыслу Шекспира. Это не больше чем промежуток между частями музыкального произведения.

В начале 2-й сцены мы дополнительно кое-что узнаем о Яго. Он типичный кондотьер, смотрящий на войну как на ремесло ("Хотя по ремеслу войны я и убивал людей"). Типична для Яго клятва Янусом, двуликим богом. Но все внимание в этой сцене сосредоточено на появлении того, о ком уже не раз упоминалось в предыдущей сцене, - на первом появлении Отелло. Он предстает перед нами спокойным, сдержанным человеком, обретшим внутреннюю гармонию и ею счастливым. "Хорошо, что этого не случилось" (т. е. хорошо, что Яго не дал воли своему возмущению и не "пырнул Родриго под ребро"), - спокойно замечал он. Он любит свою "бездомную вольную жизнь". Но еще больше полюбил он "милую Дездемону". То, что Дездемона полюбила его, он называет своей "гордой удачей". И, быть может, только для того, чтобы именно в этот момент душевной гармонии придать образу Отелло значительность, "поднять" этот образ в глазах зрителей эпохи Шекспира, окружив его "романтическим" ореолом, здесь мимоходом упоминается, что Отелло "получил жизнь и бытие от людей царского рода".

Отелло, как видели мы, любил свою "бездомную и вольную жизнь". Эпитет вольный, свободный особенно часто применяется Отелло в отношении к Дездемоне. Здесь он применяет его к самому себе. Это два свободных человека, противопоставленных окружающим их, внутренне "связанным" людям. Впоследствии Яго опутает Отелло; "зеленоглазое чудовище", ревность, свяжет человека свободной души. Но этот будущий Отелло - прямая противоположность тому, которого мы сейчас видим. Замечательный пример эволюции образа у Шекспира.

Появляется Кассио с офицерами. Гроза разрастается. Это уже не буря в доме Брабанцио - это буря, охватывающая все государство: турки угрожают республике ("Дело довольно горячее, - говорит уравновешенный Кассио, - сегодня ночью с галеры прибыло подряд двенадцать вестников один за другим").

При встрече Отелло с Брабанцио обнаруживается, в прямом контрасте с той бурей, которая впоследствии охватит душу Отелло, его внутреннее спокойствие и самообладание. "Вложите ваши светлые мечи в ножны, не то они поржавеют от росы". Есть и другой человек, который тоже не теряет равновесия: это Яго. Он бросает двусмысленную фразу, обращаясь к Родриго: "Я к вашим услугам, синьор". Отелло поймет это так, что Яго, оскорбленный за него, готов сейчас сразиться с Родриго. Родриго подумает, что Яго на его стороне. Зато окончательно потерял самообладание Брабанцио и бурно отдается своему гневу. Он не только гневается, не только негодует. Он изумлен поступком Дездемоны. Как могло случиться, чтобы она, девушка "прекрасная и счастливая", которая "избегала богатых кудрявых баловней своей страны", вдруг "бежала, на всеобщее посмеянье, из-под отцовской опеки на черную, как сажа, грудь такого существа", как Отелло, - существа, "способного внушить страх, а не дать наслаждение". Единственное объяснение, конечно, колдовство. Но не только за колдовство нужно наказать Отелло. Самый этот факт грозит разрушить устои того мира, в котором живет Брабанцио: "Ибо, если давать свободный пропуск таким поступкам, руководителями нашего государства станут рабы и язычники". Слово "язычник" в отношении Отелло повергло комментаторов в смущение: ведь в дальнейшем мы узнаем из текста, что Отелло - христианин. Нам кажется, что дело здесь идет не о принадлежности к религиозному исповеданию: Брабанцио употребляет слово "язычник" как синоним слова "дикарь". Опять намек на черный цвет кожи Отелло.

Итак, тема 1-й сцены разрастается и приобретает общественное звучание на фоне того волнения и беспокойства, которые охватили всех при вести об угрожающей государству опасности. Следующая, 3-я сцена - в сенате.

Один за другим прибывают гонцы с разноречивыми известиями. Выделяется интересная фигура дожа - осторожного, вдумчивого, тонкого политика. Типична уже одна его осторожная фраза: "Нет в этих вестях согласия, которое придавало бы им достоверность". Убедившись, что турки плывут к Кипру, дож, по-видимому, принимает решение, что пора действовать. Первый его вопрос: "В городе ли Марк Лучикос?" Кто этот Марк Лучикос? Комментаторы, насколько нам известно, молча прошли мимо него. Нам кажется, что, судя по обстоятельствам момента, это тот кандидат в главнокомандующие, о котором подумал дож. Но дож слышит ответ: "Он уехал во Флоренцию". Теперь остался один выход - назначить черного Отелло. Последний в эту минуту входит. Но тут же находится Брабанцио. Дож оказывается в чрезвычайно трудном положении между двух огней: Отелло, которого ради безопасности государства нужно "немедленно употребить в дело", и могущественным и влиятельным Брабанцио. Дож старается найти оправдание для Отелло. Он поддерживает просьбу последнего выслушать его, рассказать о том, как он обрел любовь этой прекрасной синьоры. В знаменитом монологе Отелло перед сенатом, монологе, о котором достаточно написано и который не нуждается в комментарии, есть одно любопытное место. "Она наградила меня за мои страдания целым миром вздохов", - говорит о Дездемоне Отелло. Это - чтение кварто. В чтении фолио: "Она наградила меня целым миром поцелуев". С чисто текстологической точки зрения это два совершенно равноправных разночтения. Не два ли это варианта, в равной мере принадлежащих Шекспиру? Мы тут, конечно, можем только гадать. Тот факт, что "вздохи" предпочтены "поцелуям" позднейшими редакторами текста и что этот вариант вошел во все издания сочинений Шекспира, еще ничего не доказывает. Разночтение заключает в себе чрезвычайно интересный намек: наряду с традиционным образом робкой, застенчивой Дездемоны возникает образ другой Дездемоны - пылкой, непосредственной, осыпающей черное лицо Отелло горячими поцелуями.

Отелло кончил свой рассказ, и дож, ловкий адвокат, выражает свое восхищение: "Думаю, и мою дочь покорил бы этот рассказ". Он старается успокоить Брабанцио, которого называет "добрым Брабанцио", и уговаривает его "примириться с тем, чего уже не поправишь". Повторяем: Отелло в данную минуту нужен синьории, которая затем, когда минует надобность, сместит его с поста главнокомандующего. Чтобы окончательно уладить дело, Дож пускается в хитро сплетенные афоризмы, которые вызывают насмешливый ответ Брабанцио: "Тому легко выслушивать такие афоризмы, кто ничего не переживает..." Дож, конечно, отнюдь не "переживает", зато Брабанцио переживает глубоко и мучительно, - мы впоследствии узнаем, что он умер от скорби, будучи не в силах перенести несмываемый, в его глазах, позор брака собственной дочери с черным человеком. Эта пикировка тонкого и скрытного дипломата, дожа Венеции, с откровенным Брабанцио - замечательная сцена в трагедии. Она еще раз доказывает, что даже второстепенные лица в произведениях Шекспира его творческой зрелости - законченные и живые образы и что Шекспир (хотя это было ясно далеко не для всех его комментаторов и исполнителей на сцене) ставит их в сложные взаимоотношения.

Из уст Брабанцио мы еще раз слышим о робкой застенчивости Дездемоны, мы видим в его рассказе "девушку, такую робкую и застенчивую, что собственные душевные порывы заставляли ее краснеть от стыда". Это, так сказать, "предыстория" Дездемоны. Но образ этот - в резком контрасте с той Дездемоной, которая заявляет перед лицом всего сената "о том, что полюбила мавра, чтобы жить с ним", об открытом нарушении ею отцовской воли и т. д. Дездемона не хочет оставаться "мирным мотыльком" и просит, чтобы ее взяли на войну. Этот героический образ Дездемоны скорее ближе к Корделии, чем к Офелии, хотя толкователи Шекспира и исполнительницы этой роли обычно старались сблизить Дездемону с пассивной и безвольной Офелией. Это не значит, что Дездемона лишена той нежной и даже хрупкой женственности, которую особенно ценит в ней Кассио. Многосторонний образ Дездемоны - один из замечательнейших женских образов Шекспира.

"Подайте голоса, сенаторы, - говорит Отелло, - Прошу вас, пусть воля ее найдет свободный путь". И дальше он говорит о том, что единственным его желанием является "дать щедрую свободу ее душе". Эпитет "свободный" в устах Отелло по отношению к Дездемоне, повторяем, встречается очень часто.

Первое действие заканчивается разговором Яго с Родриго, где Яго излагает принципы своей философии. Яго глубоко презирает Родриго, эту "благородную душу", как он его называет; впрочем, он презирает всех, кроме самого себя. "С тех пор, как я научился различать выгоду от убытка, я еще не нашел человека, умеющего любить себя", - говорит он. И в ответ на наивный фатализм Родриго ("Мне не дано исправить это", т. е. не дано избавиться от любви) Яго излагает свою философию воли: "Не дано... Ерунда!.. Быть тем или другим зависит от нас самих. Наше тело - сад, а садовник в нем - наша воля". И как типичны для Яго все эти метафоры - "крапива", "салат", "сорт травы", эти "земные" метафоры, столь противоположные поэтическим метафорам Отелло: жизнь - "огонь Прометея", или "роза на кусте", слезы - "мирра аравийских деревьев". Для Яго существует только плотская любовь. "Просто похотливая страсть или потворство воли". Любовь Дездемоны к Отелло - разврат, извращенность. "Когда она пресытится его телом, она увидит, как ошиблась в выборе". Она - "проститутка", сверхлукавая венецианка. Все разговоры о честности и благородстве - чепуха. Главное - "насыпь денег в кошелек".

Оставшись наедине, Яго говорит о своей ревности к Отелло, которого он подозревает в связи с Эмилией. Это - второй мотив его ревности к генералу (первый мотив, как мы видели, - предпочтение по службе, оказанное Кассио). Комментаторам этот второй мотив почему-то показался неубедительным. А между тем здесь Яго еще раз противопоставлен Отелло. Последний, по его собственным словам в конце трагедии, "не легко ревнив". Как заметил Пушкин, "Отелло от природы не ревнив, - напротив он доверчив". Яго, напротив, ревнив от природы; он недоверчив, подозрителен. "Я не знаю, правда ли это, но я, из одного лишь подозрения в подобного рода делах, поступаю, как если бы был убежден в самом факте", - говорит он. Он ревнует не потому, что любит, но потому, что боится потерять то, что ему принадлежит. Его ревность - ревность собственника. Он решает поймать Отелло на его доверчивости: "Мавр - по природе человек свободной и открытой души". И он заканчивает действие мрачным предсказанием: "Ад и ночь произведут на свет это чудовищное порождение". Экспозиция трагедии закончена. Черный Отелло и белая Дездемона поднялись до той высокой свободы человеческих чувств и отношений, о которых мечтали великие гуманисты эпохи Ренессанса. Они готовы делить вместе и радости мирной жизни и суровые испытания войны. Но им уже готовят козни мрачные силы, воплощенные в лице Яго.

Началу второго действия в обычно принятом теперь тексте позднейшими редакторами предпосылается пространная ремарка: "Порт на Кипре. Открытое место возле набережной". Или: "Порт на Кипре. Площадка (эспланада)". Но нам кажется, что эта сцена происходит в помещении. Монтано расспрашивает офицеров о том, что происходит на море. Если бы он находился на морском берегу, то стал бы описывать бурю, а не расспрашивать о ней. А главное: вряд ли Яго и Дездемона стали бы вести шуточные разговоры и Кассио стал бы галантно любезничать с Дездемоной под открытым небом, - ведь буря еще не совсем утихла. Монтано принадлежит к тем, которых Яго называет "цветом воинственного острова" (Кипра). Отелло говорит о молодости Монтано. Перед нами, по-видимому, картинная, эффектная фигура молодого военного. Стиль его речей пышен, приподнят. В том же стиле говорят и офицеры.

Входит только что сошедший с корабля Кассио. Он говорит так же очень пышно и витиевато, как говорили в шекспировской Англии "итальянизированные" молодые люди. Но в речах Кассио есть интересная сторона, на которую не обратили должного внимания ни комментаторы, ни исполнители роли. Кассио не только военный теоретик. Он - философ. "В природной одежде мироздания она украшает творца", - говорит он о Дездемоне, называя ее "божественной".

Природа для Кассио - одежда творца. Дездемона принадлежит к лучшим украшениям этой одежды, и потому она божественна, как божественна для Кассио красота. Кассио - представитель метафизического эстетизма Ренессанса, если можно так выразиться. Его отношение к Дездемоне проникнуто почти религиозным чувством: "Богатство корабля сошло на берег. О, мужи кипрские, склоните перед ней колена! Привет тебе, госпожа! Да окружит тебя со всех сторон небесная благодать!"

В шутливом разговоре с Дездемоной Яго говорит тоном грубого, неотесанного солдата. Все это, конечно, притворство (Яго - замечательный актер). Под его словами скрыт издевательский подтекст. Впрочем, он сам предупреждает, что каждое слово его полно разрушительной негативной силы: "Вне критики я - ничто". Подтекст его реплик состоит в том, что он уговаривает Дездемону изменить Отелло. Ведь "красота создана для использования, ум - чтобы использовать красоту". Умная и красивая женщина сумеет использовать свою красоту, некрасивая, но умная найдет себе любовника "под стать своему уродству", глупость не мешает развратничать... Бывают, конечно, и добродетельные женщины, которые не заменяют "голову сома хвостом лосося", то есть не пробуют разных мужчин. Но такие женщины годны только на то, чтобы "кормить грудью дураков и вести счет выпитому жидкому домашнему пиву". Зачем нужно Яго обо всем этом говорить Дездемоне? Для самоуслаждения тайным издевательством? Вряд ли. Нам кажется, что Яго уверен в том, что Дездемона понимает его намеки, потому что считает ее подлой тварью. Если не изменила уже, то изменит. В этом убеждении Яго вполне искренен. Во всяком случае, он был бы рад, если бы Дездемона на самом деле изменила Отелло с Кассио.

Дездемона не поняла Яго. "О, какое слабое и бездарное заключение!" - эти слова Дездемоны, по-видимому, обозлили Яго. И он, раздраженный, думает о плане клеветы. Он видит, что Кассио галантно любезничает с Дездемоной: "Он берет ее за кисть руки. Прекрасно, продолжайте шептаться. В эту маленькую паутину я поймаю такую большую муху, как Кассио". Один вид тонких красивых пальцев Кассио раздражает его, и он называет их "клистирными трубками".

Но все эти чувства Яго пока еще только мимолетная тень, благодаря которой еще ярче кажется следующий сценический момент, самый солнечный, радостный во всей трагедии, - встреча Отелло и Дездемоны. Под звуки труб входит Отелло. Он охвачен невыразимой радостью. "Если бы нужно было сейчас умереть, это было бы величайшим счастьем". Радость не дает ему говорить: "Слова останавливаются здесь", - говорит он, показывая на горло. Страшная буря, разлучившая его с Дездемоной, позади. Большинство драматургов подхватило бы эту мажорную тему и как раз здесь, после ухода Отелло и Дездемоны, выпустило бы герольда, объявляющего о народном празднестве. Радостным празднеством завершилась бы радость Отелло и Дездемоны. Но Шекспир, верный закону контрастов, откладывает этот мажорный аккорд, и перед нами вновь вырастает фигура Яго.

В беседе с Родриго Яго очень откровенен. Он теперь убедился, что Дездемона "любит" Отелло. Но что значит эта "любовь"? Просто похоть, отвратительный разврат, своеобразное наслаждение от сожительства с черным уродом. Когда ее "кровь охладится наслаждением, она начнет чувствовать тошноту", и "сама природа заставит ее сделать второй выбор". Наиболее вероятный кандидат - Кассио; Родриго, честный от природы, но наивно-доверчивый, сначала противится: "Я этому не поверю. Она полна благословенных качеств". Но Яго будит в нем ревность к Кассио, и Родриго соглашается участвовать в заговоре Яго против Кассио.

Оставшись наедине, Яго как бы оправдывается перед самим собой: "Что Кассио любит ее, этому я охотно верю. Что она любит Кассио - естественно и весьма вероятно". Но тут происходит неожиданное саморазоблачение Яго. Оказывается, что и он любит Дездемону: "Но ведь и я ее люблю. Не с безграничной похотливостью, - хотя возможно, я и ответствен за столь великий грех, - но отчасти побуждаемый желанием удовлетворить свою месть". Об этой "любви" Яго к Дездемоне писали много и много мудрили. Нам кажется, что это не что иное, как "любовь" хищника к своей жертве. Так и маркиз де Сад обтирал губкой раны своих жертв. Но садизм Яго гораздо глубже и тоньше. Он сам не сознает "похотливости" этого чувства, и оно кажется ему духовным. Чрезвычайно интересно то, что Яго называет похотливость "великим грехом". Он, безусловно, говорит искренне: ведь он наедине с самим собой, притворяться ему не перед кем. Из уст Яго, этого макиавеллиста, зазвучал голос пуританина. Если не ошибаюсь, пуританизм Яго остался не замеченным комментаторами.

В этом же монологе Яго вновь возвращается к своему подозрению в неверности Эмилии и связи ее с Отелло. И об этой теме много писали. Некоторые видели у Яго настоящую ревность, муки отвергнутой любви. В таком случае трагедия становится пьесой о двух ревнивцах, и поведение Яго получает своего рода оправдание. Другие видят здесь просто реминисценцию новеллы Чинтио, заимствованный Шекспиром и творчески не переработанный им мотив, постороннюю примесь. Нам кажется, что этот мотив имеет психологическое оправдание. Мы уже говорили о том, что ревность Яго проистекает не из чувства любви, но из чувства собственника. Недаром он хочет расквитаться с Отелло "женой за жену". В основном Яго ненавидит Отелло за то, что тому улыбнулась большая удача, чем ему, Яго, и что само существование Отелло является помехой его карьеристическим замыслам. Побуждаемый этой ненавистью, Яго мобилизует ей на помощь все свои чувства, в том числе и свою ревность, ревность собственника. Точно так же складывается и чувство Яго в отношении Кассио, которого он тоже начинает ревновать: "Боюсь, что и Кассио знаком с моим ночным колпаком". Яго "подогревает" свою ненависть.

Монолог Яго заканчивается странным для современного читателя саморазоблачением: "Уродливое лицо подлости становится зримым только на деле". Яго сам называет себя подлецом. Но эти слова говорит как бы не Яго. Актер, играющий Яго, берет на себя в эту минуту функцию "хора", выражающего мысль автора и чувства зрителей. Актер, как нам кажется, здесь выходит из образа и строго и спокойно произносит эти слова "в публику".

Мы видели, что мажорная тема была прервана темой Яго, так как Шекспир строит действие согласно закону контрастов. В этом, однако, нужно искать не только формальное и психологическое, но и идейное основание. Отелло и Дездемона полны беспредельной радости, но вокруг, в "жестоком" мире, как называет его Гамлет, бродит смертельный яд, от которого должны погибнуть и Дездемона и Отелло. Но вот мрачная тема смолкла, и вновь зазвучал прерванный мажорный аккорд: герольд объявляет о начале народного празднества. Нам кажется, что это празднество должно быть показано на сцене: герольд упоминает о плясках, потешных огнях и о том, чтобы "каждый предался веселью и развлечениям, согласно своей склонности".

Следующая сцена переносит нас в замок. Яго подпаивает Кассио. Он прикидывается грубым солдатом-весельчаком: "Солдат - мужчина, жизнь - краткий миг, пусть же выпьет солдат", - поет Яго незамысловатую песенку. Очень любопытна другая песенка Яго - о короле Стефане. Этот король, царствовавший в Англии в XII веке, не раз упоминается в литературных произведениях и памфлетах того времени как образец бережливости стародавних, патриархальных времен. На новомодную роскошь нападали и представители старого дворянства, носившие одежду из "доброго" домотканого сукна, и пуритане, ненавидевшие всякую расточительность, и гуманисты-интеллигенты (например, Грин, Нэш). "Роскошь губит страну", - поет Яго. Притворяется ли Яго "честным малым", любящим "доброе старое время", или поет он эту песню иронически, пародируя "отсталых", или он поет ее с искренней ненавистью к ярким краскам жизни (пуританская черта), или же, наконец, в пику Кассио, который, вероятно, одет щегольски? Нам последнее объяснение кажется наиболее естественным. Кассио не понимает намека: "Это еще более восхитительная песня". Яго, чтобы злой намек "дошел" до Кассио, предлагает еще раз спеть песенку.

Мимоходом упомянем о появлении Родриго, которому Яго строгим голосом приказывает: "Что такое, Родриго! Прошу вас, следуйте за лейтенантом. Ступайте!" Обычно на сцене, где играют дрянного, глупенького, комического Родриго, это его появление проходит совершенно незамеченным. А между тем оно психологически оправдано: в душе Родриго происходит борьба, но он не в силах совладать ни со своей ревностью, ни с влиянием Яго.

План Яго удался: ссора, поединок, набатный колокол... Появляется Отелло. И впервые перед нами - вспышка страсти Отелло. "Кровь моя начинает брать верх над более надежными руководителями поступков", - говорит Отелло. Эти слова вводили многих актеров в заблуждение. Они понимали слово "кровь" в значении африканская кровь, натура дикаря. Вряд ли Шекспир вложил это значение в слово "кровь", которое вообще очень часто встречается в его произведениях как синоним страсти, эмоционального начала в человеке, в противопоставление рассудку. Перед нами не бешеный дикарь, "дитя природы" или "свирепый тигр", африканец, сверкающий белками глаз ("традиционный" образ Отелло в эту минуту его сценического существования), но просто очень горячий, страстный человек.

Кассио отставлен от должности лейтенанта. Он и Яго остаются наедине друг с другом. Кассио в отчаянии. Яго торжествует. Нам кажется, что до конца действия это ликование, это радостное возбуждение Яго является лейтмотивом. Он увлечен своей интригой, как страстный игрок: "Из доброты Дездемоны сплету я сеть, в которую попадутся они все". Он даже ощутил некое благодушие в себе. "Вы слишком строгий моралист, - говорил он Кассио. - И вы, и всякий другой вправе иногда напиться".

Мы уже указывали на то, что эпитет "свободный" часто встречается в применении к Отелло и Дездемоне. "Она женщина свободного, доброго, впечатлительного, богом благословенного нрава", - говорит Яго о Дездемоне в этой сцене. И дальше: "Она но своей природе столь же щедрая, как свободные стихии". В этом все дело. Против свободных людей, Отелло и Дездемоны, ополчился хищник Яго, стремящийся уничтожить свободу, опутать их сетями. Ликующий Яго охвачен жаждой действия, приливом энергии. "Да, это верный путь! Не притупляй острия замысла равнодушным отношением к делу и отсрочкой", - этими его словами заканчивается второй акт. Нет, Яго не равнодушный человек. В нем кипят такие же страсти, как и в Отелло. Начав игру, он уже не может остановиться: его увлекает страсть игрока.

Если второй акт завершился ликованием увлеченного своей игрой Яго, то третий акт, согласно закону контрастов, начинается с очень мирной, идиллической картины. Кассио заказывает музыкантам песню под окном Отелло и Дездемоны. Исполнять такие песенки под окнами новобрачных было старинным обычаем. Выходит Простофиля (так переводим мы слово "клоун"), - вероятно, денщик Отелло, - и начинаются столь типичные для шекспировских комических слуг каламбуры (вспомним Лаунса с его собакой Крабом из "Двух веронцев"). Его шутка о гнусавом говоре неаполитанцев и непристойности о "духовых инструментах" вряд ли могут вызвать смех у сегодняшнего зрителя. А между тем смех здесь необходим как передышка между двумя появлениями Яго. Неправильно поэтому выбрасывать эту сцену, как обычно поступают у нас в театре. Здесь, как нам кажется, нужно дать новый текст, заимствуя его у персонажей, близких к Простофиле (например, у Лаунса из "Двух веронцев", Киселя и Клюквы из "Много шума из ничего", Локтя из "Меры за меру").

Восклицанием: "Ха! Это мне не нравится" Яго начинает большую игру. Карта брошена.

Брэдли в своей известной книге "Шекспировские трагедии" указывает, что обычно Отелло на сцене слишком легко поддается влиянию Яго. Это, по-видимому, правильное замечание. И все же первое чувство - еще не ревности, даже не подозрения, а какого-то неясного смущения - очень скоро уже шевельнулось в сердце Отелло. Он, вероятно, сам бы не сумел назвать это чувство, объяснить его себе. Оно уже слышится в его словах, обращенных к Дездемоне: "Оставь меня на несколько минут наедине с самим собой". И дальше, после ухода Дездемоны: "Дивное создание! Да погибнет моя душа, но я тебя люблю! И если я разлюблю тебя, вернется снова хаос". И Яго, как бы прислушавшись, уловил звучание этой струны в душе Отелло и дерзко продолжает игру ва-банк: "Когда вы искали руки госпожи моей, Микаэль Кассио знал о вашей любви?" И доверчивый Отелло, чуя какой-то скрыли смысл в недомолвках Яго, поддается неясному голосу этого смысла, стремясь расслышать его до конца. Почва уходит у него из-под ног. Он сам еще не знает, что это такое, чувствует только, что это очень больно. Из груди его вырывается мучительный крик: "Ха!" И Яго торопится, торопится назвать это чувство, помочь Отелло определить его: "О, остерегайтесь, господин мой, ревности. Это зеленоглазое чудовище, которое издевается над своей жертвой". Яго, не стесняясь, говорит об издевательствах над жертвой.

Но он зашел слишком далеко в своей откровенности, не учел благородства Отелло, которого возмутило само слово "ревность". "Ты думаешь, что я буду жить ревностью, вечно следуя за изменениями луны новыми подозрениями?.." И Яго сразу меняет тактику: "Наблюдайте без ревности, но и без излишней уверенности". Они теперь говорят очень спокойно, как будто о незначительном предмете. "Я замечаю, что это немного смутило вас". - "Нисколько, нисколько". - "Честное слово, боюсь, что да". И только мгновениями прорывается то чувство, которое бушует в душе Отелло: "Зачем я женился?" Но вот входит Дездемона, и он гонит прочь от себя "зеленоглазое чудовище". "Если она лжива, - о, тогда, значит, небо посмеялось над самим собой! Я не верю этому!" Но он уже не в силах освободиться. "У меня болит лоб, вот здесь", - говорит он Дездемоне, намекая на прорезающиеся у него "рога". "Я не хотел бы, чтоб вы, человек свободной и благородной души, из-за вашего благодушия были обмануты", - говорит Яго. Отелло уже не человек "свободной и благородной души". Он потерял свободу, затмилось и душевное благородство его. Он говорит о каких-то жабах, "питающихся испарениями темницы". А шутка его, если только можно назвать это шуткой, о прорезающихся у него на лбу "рогах", напоминает стиль Яго. Отелло поддался влиянию последнего.

Эмилия крадет платок Дездемоны. Многих наших режиссеров смущает эта деталь, бросающая тень на Эмилию. Ведь в конце трагедии она вырастает в героиню и бесстрашно, жертвуя жизнью, разоблачает Яго. Нам кажется, что все это у Шекспира очень ясно. Тема Эмилии - героизм обыкновенного человека. Это веселая, совсем невдумчивая, легкомысленная женщина. Она не задумывается над тем, для чего нужен этот платок Яго: "Мой своенравный муж сотню раз приставал ко мне с просьбой украсть его". Она сначала собиралась отдать Яго не самый платок, а только копию с него: "Я закажу платок с таким же узором и подарю его мужу", и, чтобы вполне оправдать Эмилию, невольную соучастницу преступления, Шекспир заставляет ее сказать в публику: "Только небо знает, что он хочет с ним сделать, я этого не знаю. Я поступаю так только для того, чтобы удовлетворить его прихоть". Но почему же все-таки Эмилия не отдала платок, когда Дездемона стала искать его? Она просто боялась. Конечно, ужасный план Яго и в голову не мог ей прийти.

Следующая сцена Отелло и Яго - момент величайшего страдания Отелло. На него начинает воздействовать изготовленный Яго яд, который, по словам Яго, "сначала едва ли не приятен, но начиная понемногу воздействовать на кровь, горит, как рудники серы".

У нас много спорили и спорят о "театральности". В частности, вопрос о том, к какому театральному стилю принадлежат трагедии Шекспира, все еще остается нерешенным. Что это - психологическая ли драма, или "высокая трагедия", полная приподнятого пафоса и "романтической" театральности? На это по-разному отвечают наши переводчики, режиссеры, актеры. Нам кажется, что шекспировская драматургия является сочетанием этих жанров, сочетанием не в смысле синтеза, но причудливого чередования. Это можно проиллюстрировать как раз на этой сцене Отелло и Яго. Выход Отелло очень "театрален", особенно, если представить себе глубокую сцену театра "Глобус", которую нужно было пройти, - и на это требовалось время, - чтобы выйти на просцениум. "Смотрите, вот он идет! - говорит Яго. - Ни мак, ни мандрагора, ни все снотворные снадобья, которые существуют в мире, не возвратят тебе того сладкого сна, которым ты еще вчера владел". Пока Яго говорит эти слова, Отелло идет по сцене. Это, конечно, очень "театрально". И тут же находим и моменты философского рассуждения (например, "Тот, кто ограблен, если он не хватится того, что у него украли, пусть только не знает о грабеже, - не ограблен ни в чем"), и глубокой лирики ("О, теперь навек прощай, спокойный дух! Прощай, душевное довольство! Прощайте, пернатые войска..."), и глубокого психологизма, живой правды душевного страдания: "Нет, не уходи. Ведь ты как будто должен быть честным человеком". Или: "Клянусь миром, я думаю, что моя жена честна, и думаю, что она нечестна; я думаю, что ты прав, и думаю, что ты неправ...". Результатом всех этих разнообразных приемов сценического воздействия является наша жалость к Отелло. Мы сочувствуем ему, так как терзающая его ревность берет начало не в нем самом, а в воздействии Яго на его доверчивую душу, он только жертва Яго. Суметь показать острый ум последнего - необходимое условие правильного раскрытия трагедии при постановке ее на сцене. Яго прибегает к самым разнообразным приемам воздействия на Отелло: он то невозмутимо спокоен ("Что с вами, генерал?"), то грустно озабочен ("Мне очень жаль, что я это слышу..."), то откровенно издевается над Отелло ("Уже до этого дошло?"), то разыгрывает из себя святошу ("О милосердье божье! Помилуй меня, о небо! Или вы не человек? Есть ли у вас душа и чувства? Господь с вами!"), то, наконец, прямолинейно груб: "Или вам хотелось бы подглядывать и грубо глазеть на то, как они совокупляются?" - слова, которые исторгают у Отелло вопль страдания: "Смерть и проклятие!.. О!" Яго - гениальный по-своему человек, и если рядом с большим Отелло нет большого Яго, вся пьеса из трагедии обманутого доверия неизбежно превращается просто в трагедию ревнивца, и пропадает основное действие пьесы: большой хищник охотится за большой жертвой.

И все же Яго - мы уже говорили об этом - не абстрактное олицетворение зла. Отелло приказывает Яго убить Кассио. Яго добился своего. "Мой друг умер, - говорит он, - это сделано по вашему приказу. Но пусть она живет". Яго, как бы оправдываясь перед самим собой, казуистически сваливает вину за преступление - на Отелло ("Это сделано по вашему приказу"), напоминая тех инквизиторов, которые сжигали еретиков, чтобы не проливать их кровь и сохранить спокойную совесть. Замечательные слова: "но пусть она живет". Яго думал о том, чтобы погубить Кассио, а не Дездемону, и в эту минуту, как нам кажется, что-то вроде сожаления мелькнуло у Яго, бледное отражение человечности. Этот штрих, по нашему мнению, очень важен: он избавляет образ Яго от абстрактной аллегоричности, сообщает ему живые краски и, в конце концов, еще ярче оттеняет его злодейство. Но Отелло настаивает на убийстве Дездемоны. И Яго не возражает. Он, по-видимому, подумал о том, что если Дездемона останется жива, Отелло в конце концов узнает правду, и тогда его, Яго, ждет неминуемая гибель. "Отныне ты мой лейтенант", - говорит Отелло. "Я ваш навеки", - отвечает торжествующий, победивший в этой первой большой битве Яго.

После этой тяжелой сцены веселое выступление Простофили с его каламбурами особенно необходимо. Но и здесь сами по себе эти каламбуры мало что скажут современному зрителю. Нам кажется, что и здесь нужно создать для Простофили новый текст, использовав для этого, как мы уже сказали, иные реплики Лаунса, Киселя и Клюквы, Локтя или другого персонажа, родственного Простофиле.

Веселая сцена вновь сменяется мрачной темой. В словах страдающего Отелло - темный подтекст, смысл которого не понимает Дездемона: "Это влажная рука, госпожа моя". Влажность рук считалась признаком похотливости. Отелло двусмысленно называет это "предрасположением к щедрости и расточительности сердца". "Это хорошая рука, откровенная рука", - говорит он. Дездемона коварна, она скрытна, зато честная рука ее разоблачает всю правду. Она не понимает этих намеков. Что Отелло охвачен муками ревности, ей это и в голову не приходит. Ведь она знает, что он "сделан не из того низкого материала, из которого сделаны ревнивые создания". Она даже пошутила: "Я думаю, что солнце его родины иссушило в нем ревность". Дездемона ошиблась. Но ошиблась и Эмилия, считавшая, что либо Отелло просто ревнивец, либо он просто разлюбил Дездемону. "Мужчину не узнаешь ни в год, ни в два. Они - желудки, мы - пища. Они жадно съедают нас, а когда насытятся, - изрыгают". Обе не знали о чудовищной игре Яго.

Отелло просит Дездемону одолжить ему платок. Дездемона, не подозревая, что Отелло просит тот самый платок, который он подарил ей, беззаботно ищет платок и весело говорит: "Вот, мой господин". Огромная тяжесть мгновенно свалилась с плеч Отелло. Лицо его проясняется, он смеется радостным смехом и, мысленно посылая Яго к черту, грозит ему кинжалом. И вдруг он замечает, что это не тот платок. "Тот, который я подарил тебе", - говорит он, с трудом сдерживая тревогу. "У меня его нет с собой", - смущенно говорит Дездемона. "Нет?" Это "нет?" звучит как вопль отчаяния: снова вернулся хаос, снова легла на плечи невыносимая ноша.

Атмосфера этого акта была бы невыносимой и для нас, зрителей, если бы не разрешалась к концу акта веселой и легкой болтовней Бьянки. Эта молодая венецианская куртизанка - один из очаровательных женских образов Шекспира. Она очень любит Кассио и ревнует его. Но ревность ее легка и совсем не мучительна. Перед нами - Кассио и Бьянка, люди, внутренне спокойные, лишенные страсти. Итак, солнечной сценой, контрастирующей со всем предыдущим, завершается третий акт.

У исполнителей Отелло четвертый акт обычно получается слабее третьего. В особенности это относится к первой сцене этого акта. Мне кажется, что причина здесь заключается в следующем. Действие здесь ложится на Яго, а не на Отелло. Эта сцена зависит прежде всего от актера, играющего Яго. Ревность Отелло утратила свой активный характер, воля его сломлена пережитым страданием, он, как малое дитя, слушает наставления Яго и повторяет его слова. Зато Яго - весь жизнь и энергия. Он лихорадочно деятелен. На сцене же обычно и здесь Отелло остается центром действия и поэтому лишь повторяет мотивы предыдущего акта, что неизбежно ослабляет впечатление.

Измученный Отелло уже и думать не в силах. Думает за него Яго и выдает свои мысли за мысли Отелло. "И вы в самом деле продолжаете так думать?" - говорит он измученному Отелло. И затем начинает предсказывать ему мысли: "Целоваться тайком...", "Полежать часок-другой голой с дружком в постели...", "Подарить платок..." У Отелло вырывается стон страдания: "Клянусь небом, я бы с радостью забыл о нем! Ты говорил... О, этот платок возникает в памяти моей, как ворон над зачумленным домом, предвещающий всем гибель...". Этот "зачумленный дом" - сам Отелло. Яго продолжает истязание: "Лежал с ней, на ней..." И, доведенный до предела мук, Отелло падает без чувств. Не "падает в судорогах", как произвольно перевели некоторые переводчики, сделав из Отелло эпилептика. Об эпилептическом припадке говорит Яго. Но это, конечно, клевета. Яго торжествует: "Действуй, мое лекарство, действуй! Так ловят доверчивых глупцов". И, обращаясь к публике, поясняет: "Именно так многие достойные и целомудренные дамы, хотя они и ни в чем неповинны, становятся предметом осуждения". И вот Яго разыгрывает перед спрятавшимся Отелло довольно примитивно поставленную сцену с Кассио. Нужно было быть очень измученным, обессиленным, чтобы принять все это за правду. Отелло уже не может рассуждать. Приближается роковой момент - окончательное решение убить Дездемону. Верный принципу контрастов, Шекспир отдаляет этот момент и вводит на сцену Бьянку. Она взбешена ревностью. Ушла она легко и весело, но, оставшись наедине с собой, дошла до исступления. Очаровательная Бьянка, - "сладостная Бьянка", как называет ее Кассио, - вероятно, вышла из низов Венеции. В эту минуту весь лоск сошел с нее, и она очень напоминает Элизу Дулиттл из "Пигмалиона" Бернарда Шоу. "Пусть вас преследует дьявол и его мамаша. Что значит этот платок, который вы мне только что дали? Дура я, что взяла его. Вышей ему такой же! Вишь, нашли его в своей комнате..." Вот каким языком заговорила "сладостная" Бьянка. Но гнев Бьянки мимолетен. "Если хотите прийти сегодня вечером ужинать, можете", - говорит благодушная Бьянка. Зритель смеется. И в этом смехе - невольное для всех нас самих и столь необходимое для осуществления замысла Шекспира оправдание Отелло: все люди временами подвержены ревности, даже эта беззаботная и легкомысленная Бьянка. Но неглубокая ревность ее проходит мгновенно.

Тем глубже чувствуем мы настоящую боль, терзающую Отелло, который больше не принадлежит себе и весь во власти Яго. Последний, действительно, может радоваться тому, что дал "торжествовать своей воле", и все же у Отелло осталась любовь к Дездемоне: "Прекрасная женщина, красивая женщина, сладостная женщина". Яго торопится "исправить" чувства Отелло: "Нет, про это вам нужно забыть". И Отелло, послушный ученик, тщетно старается убедить себя в собственном жестокосердии: "Сердце мое обратилось в камень. Я ударяю по нему, и руке моей больно". И тут Отелло дает замечательную характеристику Дездемоне: "Она достойна делить ложе с императором и руководить его деятельностью", и дальше: "Такой высокий и богатый ум и изобретательность". И это - та Дездемона, которая обычно кажется со сцены "голубой" ролью! Только оценив настоящую Дездемону - не ту, которую создала театральная традиция, но которую видел Шекспир, можно понять всю глубину печали, охватившей Отелло: "Все же как жаль, Яго! О, Яго, как жаль, Яго!" Но послушный ученик слышит от своего учителя не только о том, насколько порочна и гнусна Дездемона, но и наставление, как всего "справедливей" убить ее: "Не убивайте ее ядом, задушите ее в постели, в той самой постели, которую она осквернила".

Тут раздаются трубные звуки. Входят Лодовико, это воплощение здравого смысла и спокойного благоразумия, Дездемона и свита. Отелло читает приказ синьории. Но мысли его заняты другим; недаром он произносит вслух слова приказа, которые полны для него иного смысла: "непременно исполните это, раз вы хотите". Он думает о том, что должен исполнить свое намерение - убить Дездемону. А затем следует сцена, в которой Отелло ударяет Дездемону. Впрочем, возможно, что он не только ударяет ее, но сбивает с ног и бьет ее. Сдержанная ремарка "ударяет ее" вставлена в XVIII веке Теобальдом. Яго спешит воспользоваться ситуацией. "Я хотел бы быть уверенным в том, что он не сделает ничего худого", - говорит он, обращаясь к Людовико. Яго страхует себя: он предупредил о возможной опасности.

В следующей сцене Отелло допрашивает Эмилию и Дездемону. Эта сцена, как нам кажется, обычно неправильно трактуется театрами. Может быть, она уже недоходчива, поскольку основана на том воззрении далекой от нас эпохи, что муж является судьей жены своей, судьей законным. Обманутый муж, по воззрению этой эпохи, имел моральное право убить свою жену. Отелло убедился в виновности Дездемоны. Он принял решение казнить ее "в той самой постели, которую она осквернила". Сейчас он выполняет формальную обязанность судьи, проводит допрос обвиняемой, ожидая чистосердечного раскаяния, а также главного свидетеля - "свидетеля защиты", если здесь уместно такое выражение, - Эмилия.

Но Отелло невыносимо тяжело. "Ах, Дездемона!" - вырывается у него возглас. Он плачет. Его противоречивые чувства сливаются в тот горький сарказм, смысл которого не может понять Дездемона: "Прошу у нас прощения! Я принял вас за ловкую венецианскую шлюху!"

При встрече Дездемоны с Яго последний теряет самообладание. Когда Эмилия, сама того не зная, рисует перед Яго его собственный портрет, Яго начинает злиться. "Не кричи на весь дом", - говорит он ей. И дальше, вспыхнув от гнева: "Ты - дура! Убирайся!" "Фу, брось! Таких людей не бывает. Это невозможно", - говорит Яго, который усилием своей могучей воли снова взял себя в руки.

Эмилия и Дездемона уходят. Входит Родриго. Мы присутствуем при полном падении этого, по существу своему честного человека. Он еще пытается сопротивляться ("И вы хотите, чтобы это сделал я?" - речь идет об убийстве Кассио). Но Яго полностью овладел его волей, и Родриго уходит, почти убежденный, хотя где-то в душе его все еще осталось колебание: "Я хотел бы получить дальнейшее основание для этого".

В следующей сцене Дездемона поет песню об иве. В представлении народа плакучая ива была символом девушки или женщины, покинутой возлюбленным (а также юноши или мужчины, покинутого возлюбленной). Так и в связи со смертью Офелии, покинутой Гамлетом, упоминается ива. Дездемона поет об иве, то есть поет о себе самой. "Ее слезы падали и смягчали камни", - поет Дездемона: они смягчают камни, но не в силах смягчить сердце Отелло. Слышен стук - что-то стукнуло от ветра (по-видимому, это - сцена зловещих шорохов и звуков, какие бывают во время сильного ветра на дворе: ветер завывает в трубе, шумит по крыше; тут есть что-то общее со сценой убийства Дункана в "Макбете"). Приближается гроза. В следующей сцене ранения Кассио и Родриго мы услышим о том, что "ночь темна", а в конце трагедии Отелло будет взывать к небесным громам. Природа как бы вторит событиям, происходящим в мире людей, - мотив, развитый Шекспиром в "Короле Лире".

Эмилия легкой болтовней старается утешить Дездемону. Впрочем, в ее словах слышится горечь: ей, по-видимому, нелегко далась жизнь с Яго, хотя она благодаря веселому своему нраву не стала от этого ни мрачной, ни даже серьезной. И на этом заканчивается четвертое действие.

Приближается развязка. В начале пятого действия - темная ночь, как и в начале трагедии; как и там, на сцене - Яго и Родриго. "Стань позади выступа этого дома", - говорит Яго (по-видимому, это дом, где живет Бьянка). Слова Яго могут послужить ключом ко всему оформлению сцены: выступ дома - одна выпуклая архитектурная деталь.

Родриго настолько подчинился воле Яго, что рассуждает его словами. "Всего только одним человеком меньше", - говорит он, готовясь убить Кассио и заглушая свою неспокойную совесть. Входит Кассио и ранит напавшего на него Родриго. Яго ранит Кассио в ногу. Входит Отелло. Обычно это появление Отелло пропускается на нашей сцене. На наш взгляд, оно глубоко оправдано. Охваченный пламенем чувств, Отелло не мог не прийти к дому, в котором жила Вьянка и где, как он, конечно, точно узнал от Яго, должно было произойти убийство Кассио. И актеру не следует бояться "уронить" Отелло, который приходит проверить Яго, ибо ревность равносильна подозрению и недоверчивости. Чем ниже опустится Отелло, тем выше поднимется он в конце трагедии, когда обнаружится невинность Дездемоны.

Входят Лодовико и Грациано. Нам кажется, что образ последнего не вполне оценен нашим театром. По контрасту с радушным и великолепным красавцем Лодовико он, - по-видимому, младший брат Брабанцио, - представляется нам сдержанным и суровым исполнителем закона. Недаром именно ему вручен сеньорией мандат о назначении Кассио. Яго очень взволнован в этой сцене: решается исход его большой игры. Не в силах сдержать свое волнение, он очень разговорчив, даже болтлив в этой сцене. "Синьор Грациано, - торопливо говорит он, - умоляю вас извинить меня. Эти кровавые события должны служить мне оправданием за то, что я не оказал вам должной учтивости". "Я рад вас видеть", - сухо отвечает Грациано. Кто знает, быть может, этот суровый венецианец чует что-то недоброе в суетливом поведении Яго.

Последняя сцена трагедии. Спокойный, безгранично печальный, принявший окончательное решение Отелло входит к спящей Дездемоне. "Этого требует, этого требует дело, моя душа", - говорит он, как бы беседуя со своей душой. Он совершает суд над мнимой преступницей: "Она должна умереть, иначе она обманет и других". Он торопится, потому что боится, что его любовь к Дездемоне "убедит правосудие сложить свой меч". Он думает о том, что, убив Дездемону, он будет по-прежнему любить ее. Он плачет. "Я не могу не плакать, - говорит он, - но это жестокие слезы. Эта печаль божественна: она поражает там, где любит". Так возникает у Шекспира тема, перекликающаяся со стихами Тютчева:

О, как убийственно мы любим! Как в буйной слепоте страстей Мы то всего вернее губим, Что сердцу нашему милей.

Отелло будит Дездемону, приказывает ей молиться и отходит в сторону. Мы уже говорили о приближающейся грозе. Сальвини в эту минуту отходил к окну и стоял там со скрещенными на груди руками, причем молнии играли на лице его. Что происходит с Отелло в следующей сцене? Он говорит о том, что сознание виновности Дездемоны "исторгает стоны" у него. Она, в глазах его, осквернила самое драгоценное, самое высокое в жизни. Он любит Дездемону по-прежнему. Но он готов пожертвовать своей любовью, по собственным словам - совершить не убийство, но принести жертву.

Что происходит в Дездемоне? Она страстно хочет жить, она мечется, умоляет Отелло пожалеть ее, она даже сопротивляется. Убийство свершилось. В дверь стучится Эмилия, стучится судьба Отелло. "О, невыносимо! О, тяжкий час! - говорит он. - Мне кажется, что сейчас наступит огромное затмение солнца и луны и что земля разверзнет пасть, дивясь происходящему". И действительно, все неожиданно изменяется. Яго превосходно обдумал свою игру. Но ему и в голову не приходила мысль о героической честности Эмилии. Эта честность - непроизвольное, естественное в ней чувство. Правда "рвется наружу, рвется наружу!" - как восклицает Эмилия. "Я буду говорить так же свободно, как свободен северный ветер". Эмилия клеймит Отелло, охваченного безысходным отчаянием. Отелло ранит Яго. Последний - что же другое осталось ему делать! - издевается над Отелло, щеголяя своей несокрушимой силой воли: "У меня течет кровь, сударь, по я не убит". "Пытки вам откроют рот", - говорит суровый Грациано, обращаясь к Яго. Но последний молчит. Он, вероятно, и во время мучительной казни не проронит ни звука. Яго не мелкий подлец, он - огромная сила, представитель "макиавеллизма", хищного расчета, власти золота, лютой конкуренции, оправдывавшей знаменитое определение Гоббса "человек человеку - волк", - словом, представитель той силы, которая стремилась растоптать высокие идеалы гуманизма и борьба с которой составляла самое "сердце" творчества Шекспира.

"О ты, Отелло, который некогда был таким хорошим человеком и который попался в сети этого проклятого раба", - говорит Лодовико. Отелло попался в сети проклятого злодея, и в этом заключалось его падение. Теперь Отелло вновь обретает свою свободу. Он говорит, что он "честный убийца", "ибо ничего не сделал ради ненависти, но сделал все ради чести". Музиль, игравшая вместе с Сальвини, передавала мне, что однажды, когда кто-то при Сальвини сказал, что Отелло убивает Дездемону из ревности, Сальвини стал горячо доказывать другое. Отелло, по мнению Сальвини, убивает в Дездемоне поруганный идеал человека. И в конце трагедии, при последнем монологе Отелло, мы не только примиряемся с Отелло, но восхищаемся им. Он говорит о том, что "любил не мудро, но слишком любил". Отелло не был "мудрым", то есть умудренным опытом венецианской жизни человеком, и не подозревал о возможности самого существования Яго. Он сравнивает себя с "невежественным индейцем, который выбросил жемчужину, более драгоценную, чем все богатства его племени". Он предстает перед нами не как неистовый ревнивец, но как жертва чудовищного обмана. Он сам говорит о себе, что "не легко ревнив, но, когда воздействовали на него, дошел до крайнего смятения чувств".

Отелло, конечно, казнил себя, потому что убийство Дездемоны преступление. Точно так же он некогда в Алеппо казнил турка, который "поносил Венецианскую республику". Но перед тем, как казнить себя, он плачет слезами радости, потому что Дездемона оказалась невинной; потому что, вырвавшись из сетей Яго, он вновь обрел свободу, и правдой жизни оказалась верность Дездемоны, а не клевета Яго; Отелло говорит, что его "смягченные глаза, хотя и не привыкшие к слезам, роняют капли столь же быстро, как роняют аравийские деревья целебную мирру". В этой радости Отелло победа гуманизма Отелло и Дездемоны над хищником Яго.

В этой статье речь пойдет о пьесе Шекспира, впервые поставленной на сцене в 1604 году. Вашему вниманию будет предложено ее краткое содержание. "Отелло" - пьеса, сюжет которой основан на произведении "Венецианский мавр" Дж. Чинтио.

Действие первых сцен происходит в Венеции. Родриго, местный дворянин, находится у дома Брабанцио (сенатора). Он безответно влюблен в Дездемону, его дочь. Своего друга Яго Родриго упрекает за то, что тот принял предложенный ему Отелло чин поручика. Главный герой - это мавр, генерал, находящийся на венецианской службе. Друг Родриго оправдывается тем, что он и сам ненавидит мавра за то, что тот своим заместителем назначил Кассио в обход Яго. Кассио - это ученый-математик, который моложе Яго. Друг Родриго возмущен и намерен отомстить Кассио и Отелло. Краткое содержание произведения продолжается неожиданной вестью.

Весть о том, что Дездемона бежала с Отелло

Приятели, закончив препирательства, будят Брабанцио тем, что поднимают крик. Они говорят старику, что Дездемона, его единственная дочь, бежала с Отелло. Краткое содержание произведения не предполагает подробного описания эмоций Брабанцио. Скажем лишь, что он в отчаянии и считает, что его дочь стала жертвой колдовства. Уходит Яго, а Родриго и Брабанцио собираются арестовать похитителя.

Разговор Отелло с Брабанцио

Яго с фальшивым дружелюбием спешит доложить Отелло, который уже обвенчан с Дездемоной, что тесть его в ярости и с минуты на минуту явится сюда. Мавр не хочет скрываться, говорит, что его оправдывают совесть, звание и имя. Входит Кассио и сообщает, что дож просит генерала к себе. Появляется Брабанцио, которого сопровождают стражи. Он намерен арестовать обидчика. Однако Отелло останавливает намечающуюся стычку. Он отвечает тестю с мягким юмором. Оказывается, что Брабанцио также должен присутствовать на совете у дожа - главы республики.

Переполохом в зале совета продолжает Шекспир "Отелло". Краткое содержание этой сцены следующее. То и дело появляются гонцы, сообщая противоречивые известия. Ясно только, что к Кипру идет турецкий флот для того, чтобы овладеть им. Дож объявляет вошедшему Отелло о срочном назначении. Мавра отправляют на войну с турками. Брабанцио, однако, обвиняет генерала в привлечении колдовскими чарами Дездемоны. Отелло решает позвать Дездемону и послушать ее версию. А пока он излагает историю женитьбы. Отелло, посещая дом Брабанцио, рассказывал по его просьбе о своей жизни, полной горестей и приключений. Сила духа этого некрасивого и немолодого уже сенатора поразила юную дочь. Над его рассказами Дездемона плакала и первая призналась ему в чувствах. Девушка, вошедшая вместе со служителями дожа, отвечает на вопросы своего отца и говорит, что она теперь послушна своему мужу, мавру. Брабанцио смиряется. Он желает счастья молодым.

Дездемона и Отелло отправляются на Кипр

Продолжаем описывать краткое содержание. Отелло отправляется на Кипр, и Дездемона просит отца разрешить ей поехать вслед за своим мужем. Дож против этого не возражает, и Отелло Дездемону оставляет на попечение Яго, а также Эмилии, его жены. Они должны вместе с ней отправиться на Кипр. В отчаянии Родриго, он собирается утопиться. Яго с не лишенным остроумия цинизмом призывает своего друга не поддаваться чувствам. Он говорит, что все изменится, ведь Отелло не пара очаровательной венецианке. Родриго еще получит свою возлюбленную, и таким образом совершится месть Яго. Коварный поручик много раз призывает Родриго набить потуже кошелек. Обнадеженный юноша уходит, и над ним смеется мнимый друг, говоря, что Родриго служит ему "даровой забавой" и "кошельком". Мавр также доверчив и простодушен. Может, стоит ему шепнуть, что жена слишком приветлива с Кассио, который красив и обладает отличными манерами? Чем не соблазнитель?

Прибытие на Кипр

Радуются жители Кипра: галеры турков разбил сильнейший шторм. Он же разметал и суда венецианцев, идущие на помощь по морю. Дездемона поэтому раньше своего мужа сходит на берег. Пока корабль Отелло не пристал, ее развлекают болтовней офицеры. Яго смеется над всеми женщинами, которые "картинки" в гостях, "трещотки" дома, у плиты - "кошки" и т. д. Дездемона его казарменным юмором возмущена, однако за сослуживца заступается Кассио. Он отмечает, что Яго - солдат, поэтому говорит прямо. Входит Отелло. Краткое содержание по действиям продолжается необычайно нежной встречей супругов.

Драка между Кассио и Родриго

Генерал перед сном дает задание Яго и Кассио проверить караулы. Тогда Яго предлагает товарищу выпить за Отелло, и, хотя тот пытается отказаться, так как плохо переносит вино, он его все-таки подпаивает. Теперь море по колено лейтенанту. Наученный Яго, Родриго легко его провоцирует на ссору. Их пытается разнять один из офицеров, однако Кассио вдруг берется за меч и ранит миротворца. С помощью Родриго Яго поднимает тревогу. Отелло выясняет у последнего подробности драки. Он говорит, что Яго выгораживает по доброте души своего друга Кассио, и решает отстранить от занимаемой должности лейтенанта. Придя в себя, Кассио сгорает со стыда. Яго советует ему искать через жену Отелло примирения с ним, поскольку девушка эта так великодушна. Кассио благодарен за этот совет. Он не может вспомнить, кто напоил его, спровоцировал на драку и затем оклеветал перед своими товарищами. Яго ликует: Дездемона теперь своими просьбами поможет его коварному плану, и Яго погубит всех врагов, используя для этого их самые лучшие качества.

Новые интриги Яго

Девушка обещает свое заступничество Кассио. Оба они тронуты тем, что Яго так искренне переживает чужое горе. "Добряк" тем временем начал постепенно вливать яд в уши генерала. Сначала Отелло даже не осознает, почему его просят не ревновать, а затем начинает сомневаться. В конце концов он просит Яго следить за его женой. Чем продолжается краткое содержание? Отелло расстроен. Вошедшая Дездемона решает, что причина плохого настроения мужа - головная боль и усталость. Девушка пытается повязать платком голову мавра, однако тот отстраняется, наземь падает платок.

Эмилия, компаньонка Дездемоны, поднимает его. Она жаждет порадовать своего мужа, который давно ее просил достать платок, который был семейной реликвией, перешедшей от матери к Отелло и подаренной затем в день свадьбы Дездемоне. Яго свою супругу хвалит, однако не говорит ей, для чего ему понадобился платок, а лишь велит помалкивать.

Клятва Отелло

Мавр, измученный ревностью, не может поверить в то, что жена ему изменила. Он не может избавиться от подозрений (мы описали их выше, передавая краткое содержание). Отелло требует от Яго предоставить доказательства, угрожает за клевету страшной расплатой. Яго тогда изображает оскорбленную честность, однако готов "из дружбы" предоставить Отелло косвенные улики. Он говорит, что видел, как Кассио утирался платком его супруги. Этого довольно доверчивому мавру. Он клянется отомстить. Яго также становится на колени и обещает помочь Отелло. Три дня дает ему генерал на убийство Кассио. Тот соглашается, однако просит лицемерно пощадить Дездемону. Отелло решает сделать Яго своим лейтенантом.

История с платком

Жена Отелло вновь просит своего супруга простить Кассио. Однако тот не слушает ничего. Он требует показать платок, который обладает магическими свойствами охранять красоту той, кто им владеет, а также любовь ее избранника. Обнаружив, что у жены нет платка, Отелло в ярости уходит.

Платок с красивым узором находит дома Кассио. Он дает его Бианке, своей подружке, чтобы девушка скопировала вышивку, пока не обнаружился владелец.

Делая вид, что утешает Отелло, Яго умудряется довести его до обморока. После этого он уговаривает мавра спрятаться и подслушать его разговор с Кассио. Они будут говорить о Дездемоне. На деле же речь идет о Бианке. Тот рассказывает со смехом об этой ветреной девушке. Находясь в укрытии, Отелло не разбирает половины слов. Он уверен в том, что над ним и его женой смеются. На беду появляется Бианка, которая бросает в лицо возлюбленному драгоценный платок, говоря, что это, должно быть, подарок какой-то развратницы. Ревнивую прелестницу принимается успокаивать Кассио. Тем временем Яго продолжает распалять одураченного мавра, советуя ему задушить Дездемону в постели. На это соглашается Отелло. Краткое содержание по главам уже приближается к развязке сюжета.

Отелло ударяет Дездемону

Внезапно входит Людовико, родственник Дездемоны. Он привез с собой приказ, согласно которому генерала отзывают с острова, и он должен передать власть Кассио. Дездемона не скрывает своей радости. Однако Отелло понимает девушку по-своему. Он оскорбляет свою супругу, а затем ударяет ее.

Предчувствие Дездемоны

Девушка в разговоре с мужем клянется ему в своей невинности, однако Отелло лишь убеждается в том, что она лжет. Мавр вне себя от горя - так описывает его состояние в своем произведении Уильям Шекспир ("Отелло"). Краткое содержание дальнейших событий покажет, насколько этот герой теряет власть над собой. После устроенного в честь Людовико ужина он идет проводить гостя. Отелло просит жену отправиться в постель, отпустив Эмилию. Девушка рада - кажется, супруг стал мягче, однако Дездемону все-таки мучит какая-то непонятная тоска. Ей вспоминается песня про иву, услышанная в детстве, а также несчастная девушка, которая пела ее перед смертью.

Убийство Родриго и ранение Кассио

Родриго по совету Яго собирается убить Кассио, который возвращается от Бианки ночью. Однако панцирь спасает ему жизнь. Кассио даже ранит Родриго. Однако напавший из засады Яго успевает прикончить Родриго и искалечить Кассио. Когда появляются люди на улице, все подозрения он старается направить на Бианку, причитающую над Кассио. Вот какого лицемерного героя создал в своем произведении Вильям Шекспир ("Отелло"). Краткое содержание, надеемся, помогло вам представить себе хотя бы в общих чертах его характер.

Убийство Дездемоны

Уснувшую Дездемону целует Отелло. Он осознает, что, убив возлюбленную, сойдет с ума, однако иного выхода из этой ситуации не видит. Дездемона просыпается, и Отелло спрашивает ее о том, молилась ли она перед сном. Девушка не может ни доказать собственную невинность, ни убедить супруга сжалиться. Отелло душит Дездемону, а затем, чтобы сократить мучения девушки, закалывает кинжалом. О ранении Кассио сообщает генералу вбежавшая Эмилия, которая не видит сначала тела хозяйки. Дездемона, смертельно раненая, успевает ей крикнуть, что безвинно умирает, однако назвать убийцу отказывается. Отелло признается Эмилии, что убил девушку за лживость, коварство и неверность.

Разоблачение убийцы

Эффектной финальной сценой заканчивает Шекспир "Отелло". Краткое содержание ее следующее. Эмилия все поняла, она зовет людей и при Яго и вошедших офицерах разоблачает настоящего преступника, рассказывает мавру историю с платком. Генерал в ужасе, он пытается заколоть своего бывшего друга. Однако Яго убивает свою жену, после чего убегает. Нет предела отчаянию мавра. Краткое содержание трагедии "Отелло" сложно передать в двух словах. Герой называет себя убийцей. Когда вводят Яго, он ранит его, а затем, объяснившись с Кассио, закалывает себя сам. Мавр произносит речь перед смертью, в которой говорит, что был ревнив, но "впал в бешенство в буре чувств". Все отдают должное его мужеству и величию души. Правителем Кипра остается Кассио. Он должен судить Яго, а затем преступника ждет мучительная смерть.

Так заканчивает Шекспир "Отелло". Краткое содержание по главам, надеемся, побудило вас прочесть это великое творение в оригинале.

Среди 37 пьес, созданных Шекспиром, одной из наиболее выдающихся стала трагедия «Отелло». Сюжет произведения, как и многих других пьес английского драматурга заимствован. Источником является новелла «Венецианский мавр», принадлежащая перу итальянского прозаика Джиральди Читио. По мнению исследователей творчества Шекспира, драматургом заимствованы лишь основных мотивы и общая сюжетная канва, так как Шекспир не настолько хорошо знал итальянский, чтобы в совершенстве понять все нюансы новеллы, а на английский язык произведение было переведено лишь в XVIII веке.

В основе конфликта пьесы лежат противоречивые чувства доверия, любви и ревности. Жадность и желание любыми способами подняться по карьерной лестнице Яго оказываются сильнее преданности Кассио, чистой и верной любви Отелло и Дездемоны. Зная сильную натуру Отелло, его по-военному четкие и строгие взгляды, неспособность воспринимать окружающий мир в полутонах, Яго проворачивает свои интриги на одном лишь сомнении, посеянном в душе у мавра. Один намек, осторожно брошенный «верным» поручиком, приводит к трагичной развязке.

В произведении «Отелло» четко соблюдены основные законы жанра трагедии: крушение надежд, невозможность изменить реальность, смерть главных героев.

«Отелло»: краткое содержание пьесы

Действие драматического произведения происходит в ХVІ веке в Венеции, а позже переносится на Кипр. С первых строк читатель становится свидетелем диалога Яго – поручика Отелло с местным дворянином Родриго. Последний пылко и безнадежно влюблен в дочь сенатора Брабанцио Дездемону. Но Яго поведал другу о том, что она тайно обвенчалась с Отелло – мавром на венецианской службе. Поручик убеждает Родриго в своей ненависти к Отелло, так как на должность лейтенанта, то есть своего заместителя, мавр взял некого Кассио, вместо Яго. Чтобы отомстить мавру, они сообщают новость о побеге Дездемоны ее отцу, который в бешенстве начинает разыскивать Отелло.

В это время приходят вести, что на Кипр надвигается турецкий флот. Отелло вызывают в сенат, так как он один из лучших полководцев. С ним вместе к венецианскому дожу – главному правителю прибывает и Брабанцио. Он считает, что его дочь могла пойти за чернокожего военного только под влиянием колдовских чар. Отелло рассказывает дожу, что Дездемона, выслушивая рассказы о его военных подвигах, полюбила его за мужество и отвагу, а он ее за сострадание и участливость к нему. Его слова подтверждает девушка. Дож дает благословение молодым, несмотря на гнев сенатора. Решено Отелло направить на Кипр. Следом за ним отправляются Кассио, Дездемона и Яго, который убеждает Родриго, что не все еще потеряно, и уговаривает следовать с ними.

Во время шторма турецкие галеры утонули, а молодые наслаждаются счастьем. Яго продолжает свои коварные планы. Своим врагом он видит Кассио и пытается избавиться от него, используя Родриго. В канун праздника по случаю свадьбы Отелло и Дездемоны Яго спаивает Кассио, который от выпивки теряет контроль. Родриго намеренно задевает пьяного Кассио. Начинается драка, вызвавшая всеобщую суматоху. За недостойное поведение Отелло отлучает Кассио от службы. Лейтенант просит помощи у Дездемоны. Она, зная Кассио честным и преданным Отелло человеком, старается уговорить мужа смягчиться. В это время Яго сеет в голове Отелло семя сомнения в том, что Дездемона изменяет мужу с Кассио. Ее пылкие уговоры в защиту лейтенанта все больше разжигают ревность мужа. Он становится сам не свой и требует от Яго доказательств измены.

«Верный» поручик заставляет свою жену Эмилию, прислуживающей Дездемоне, выкрасть ее платок, принадлежавший матери Отелло. Он подарил Дездемоне его на свадьбу с просьбой никогда расставаться с дорогой для него вещью. Она случайно теряет платок, а Эмилия отдает Яго, который подбрасывает его в дом лейтенанта, сказав Отелло о том, что видел вещицу у него. Поручик устраивает разговор с Кассио, где последний демонстрирует свое несерьезное и насмешливое отношение к любовнице Бьянке. Диалог подслушивает Отелло, думая, что речь идет о его супруге и абсолютно убеждается в их связи. Он оскорбляет жену, обвиняя в измене, не слушая ее клятв в верности. Свидетелями сцены становятся гости из Венеции – Лодовико и дядя Дездемоны Грациано, которые привезли новость о вызове Отелло в Венецию и назначении Кассио губернатором Кипра. Грациано рад, что его брат Брабанцио не увидит такого низкого отношения к своей дочери, так как умер после ее свадьбы.

Ревнивец просит Яго убить Кассио. К поручику приходит Родриго, разгневанный тем, что Яго вытянул из него уже все деньги, а результата нет. Яго уговаривает его убить Кассио. Выследив жертву вечером, Родриго ранит Кассио, а сам умирает, добитый клинком Яго. Отелло, услышав крики, решает, что предатель мертв. Вовремя поспевают Грациано и Лодовико и спасают Кассио.

Кульминация трагедии

Отелло, попросив Дездемону покаяться в своих грехах, душит ее и добивает клинком. Вбегает Эмилия и уверяет мавра, что его жена – самое святое создание, не способное на измену и подлость. Грациано, Яго и другие приходят к мавру, чтобы рассказать о случившемся и застают картину убийства Дездемоны.

Отелло рассказывает, что доводы Яго помогли ему узнать об измене. Эмилия говорит, что это она дала мужу платок. В суматохе Яго убивает ее и сбегает. Кассио приносят на носилках и вводят арестованного Яго. Лейтенанта ужасает случившееся, ведь он не давал и малейшего повода для ревности. Яго приговаривают к казни, а мавра должен судить сенат. Но Отелло закалывает себя сам и падает на постель возле Дездемоны и Эмилии.

Образы, созданные автором, живые и органичные. Каждому из них присущи как положительные, так и отрицательные черты, именно это делает трагедию жизненной и всегда актуальной. Отелло – блестящий полководец и правитель, смелый, сильный и отважный мужчина. Но в любви он неопытен, несколько ограничен и грубоват. Ему и самому с трудом верится, что молодая и красивая особа может полюбить его. Именно его некая неуверенность и позволила Яго так легко сбить Отелло с толку. Строгий и в то же время любящий мавр стал заложником собственных сильных чувств – безумной любви и неистовой ревности. Олицетворением женственности и чистоты является Дездемона. Однако ее поведение по отношению к отцу позволило Яго доказать Отелло, что его идеальная жена способна на хитрость и обман ради любви.

Самым негативным героем, на первый взгляд, является Яго. Он инициатор всех интриг, приведших к трагичной развязке. Но ведь он сам не сделал ничего, кроме убийства Родриго. Вся ответственность за случившееся ложится на плечи Отелло. Именно он, поддавшись наговорам и сплетням, не разобравшись, обвинил преданного помощника и любимую жену, за что отнял ее жизнь и отдал свою, не выдержав угрызений совести и боли от горькой правды.

Главная идея произведения

Драматическое произведение «Отелло» по праву можно назвать трагедией чувств. Проблема противостояния разума и чувств – основа произведения. Каждый персонаж наказан смертью за то, что слепо шел на поводу у своих желаний и эмоций: Отелло – ревности, Дездемона – безграничной веры в любовь мужа, Родриго – страсти, Эмилия – доверчивости и нерешительности, Яго – неистового желания мести и наживы.

Лучшим драматическим произведением Уильяма Шекспира и одним из самых значимых шедевров мировой классики является трагедия “Ромео и Джульетта” – символ трагической и несбывшейся любви.

В основе комедии Уильяма Шекспира “Укрощение строптивой” заложена очень поучительная идея о женском характере, как основе настоящего женского счастья.

Игра Яго практически удалась, но он не сумел проконтролировать ее до конца из-за масштабности интриг и многочисленности ее участников. Слепое следование за чувствами и эмоциями, лишенное голоса разума, по мнению автора, неминуемо обернется трагедией.

tattooe.ru - Журнал современной молодежи