Литература Русского Зарубежья. В Серебряном веке русская культура заявила о себе как один из лидеров мирового духовного движения. Серебряный век был оборван. Писатели эмиграции Русское зарубежье в русской литературе 20 века


В Серебряном веке русская культура заявила о себе как один из лидеров мирового духовного движения. Серебряный век был оборван политическими, военными и социальными потрясениями 1917 – 1920 гг. Но мощное культурное движение не могло исчезнуть в один момент только от внешних неблагоприятных обстоятельств. Серебряный век не исчез. Он был разорван, и большая его часть продолжала существовать в культуре «России 2», как иногда называют русскую эмиграцию гг.






Вторая волна возникла в конце Второй мировой войны. Третья волна началась после хрущевской «оттепели» и вынесла за пределы России крупнейших писателей (А. Солженицын, И.Бродский, С.Довлатов). Наиболее культурное и литературное значение имеет творчество писателей первой волны русской эмиграции.


Понятие «русское зарубежье» возникло и оформилось после Октябрьской революции 1917 г., когда Россию массово начали покидать беженцы. После 1917 г. из России выехало около 2 млн. человек. В центрах рассеяния – Берлине, Харбине, Париже - была сформирована «Россия в миниатюре», сохранившая все черты русского общества. К середине 1920-х годов стало очевидным, что России не вернуть и в Россию не вернуться..






Стремление «удержать то действительно ценное, что одухотворяло прошлое» – в основе творчества писателей старшего поколения, успевших войти в литературу и составить себе имя ещё в дореволюционной России. В изгнании прозаиками старшего поколения создаются великие книги: Нобелевская премия 1933г.




Главным мотивом литературы старшего поколения стала тема ностальгической памяти об утраченной родине. Наиболее часто используемые темы - это -тоска по «вечной России»; - события революции и гражданской войны; - русская история; - воспоминания о детстве и юности.


Противопоставляя «вчерашнее» и «нынешнее», старшее поколение делало выбор в пользу утраченного культурного мира старой России, не признавая необходимости вживаться в новую действительность эмиграции. Это обусловило и эстетический консерватизм «старших»: «Пора бросить идти по следам Толстого?- недоумевал Бунин. – А по чьим следам надо идти?»








Проверь себя. 1. Сколько периодов русской эмигрантской литературы ты знаешь? Назови даты этих периодов. 2. Какие центры рассеяния русской эмиграции тебе известны? Чем они отличаются? 3. С какого года начинается расцвет русской зарубежной литературы? Какие книги создаются? 4. Назови имена писателей и поэтов эмигрировавших за границу? 5. Каких взглядов в литературе придерживались писатели и поэты старшего поколения? В чем выражается эстетический консерватизм «старших»? 6. Кого называли «незамеченным поколением»?








«Едва ли не самым ценным вкладом писателей в общую сокровищницу русской литературы должны будут признаны разные формы нехудожественной литературы» – Г.Струве (исследователь эмигрантской литературы) Критика Эссеистика Философская проза Высокая публицистика Мемуарная проза












Эмигранты всегда были против властей на их родине, но всегда горячо любили свою родину и отечество и мечтали туда вернуться. Они сохранили русский флаг и правду о России. Истинно русская литература, поэзия, философия и вера продолжала жить в Зарубежной Руси. Основная цель была у всех «донести свечу до родины», сохранить русскую культуру и неиспоганенную русскую православную веру для будущей свободной России.










Проверь себя! 1. Назови основной мотив произведений писателей младшего поколения эмигрантов? 2. Какие формы нехудожественной литературы привнесли в русскую литературу писатели-эмигранты? 3. Объясни термин «промежуточное положение» некоторых поэтов. Назови этих поэтов. 4. Какова была цель писателей-эмигрантов?






Прочитай отрывки из книги Ирины Одоевцевой «На берегах Невы» и ответь на вопрос: «Каким предстает Блок перед читателями в её мемуарах: «Конечно, Блок, как мы все, и, пожалуй, даже больше всех нас, завален работой. Он чуть ли не директор Александринского театра и так честно относится к своим обязанностям, что вникает во все решительно, читает актерам лекции о Шекспире, разбирает с ними роли и так далее. Правда, актёры боготворят его. Монахов на днях говорил: «Мы играем только для Александра Александровича. Для нас его похвала – высшая награда». «Конечно, Блок завален работой. Он к тому же сам таскает дрова на третий этаж и сам колет их, он, такой белоручка, барин. И дома у него сплошной ад, не «тихий ад», а с хлопаньем дверей, с криком на весь дом и женскими истериками. Любовь Дмитриевна, жена Блока, и его мать не выносят друг друга и с утра до ночи ссорятся. Они теперь все вместе поселились. А Блок их обеих любит больше всего на свете». «Блок-загадка. Его никто не понимает. О нем судят превратно…Мне кажется, что я разгадала его. Блок совсем не декадент, не символист, каким его считают. Блок- романтик. Романтик чистейшей воды, и к тому же - немецкий романтик…Немецкая кровь в нем сильно чувствуется и отражается на его внешности. Да, Блок романтик со всеми достоинствами и недостатками романтизма. Этого почему-то никто не понимает, а ведь в этом ключ, разгадка его творчества и его личности.


Эмигранты составили за границей уникальное сообщество. Исключительность его состояла в той сверхзадаче, что поставила перед беженцами из России история: « Ни одна эмиграция… не получала столь повелительного наказа продолжать и развивать дело родной культуры, как зарубежная Русь» Сохранение и развитие русской культуры в традициях Серебряного века и ставит эмиграцию 20-х – 30-х годов в положение культурного феномена. Ни вторая, ни третья волны эмиграции из России общих культурно-национальных задач не ставили.


По составу группа высылаемых «неблагонадежных» (первая волна эмиграции) сплошь состояла из интеллигенции, в основном интеллектуальной элиты России: профессора, философы, литераторы, журналисты. Эту акцию эмигрантские газеты назвали «щедрым даром» для русской культуры за рубежом. За рубежом они стали основателями исторических и философских школ, современной социологии, важных направлений в биологии, зоологии, технике. «Щедрый дар» Российскому зарубежью обернулся потерей для Советской России целых школ и направлений, прежде всего, в исторической науке, философии, культурологии, других гуманитарных наук.


Высылка 1922 года была самой крупной государственной акцией большевистской власти против интеллигенции после революции. Но не самой последней. Ручеек высылок, отъездов и просто бегства интеллигенции из Советского Союза иссяк только к концу 20-х годов, когда между новым миром большевиков и всей культурой старого мира опустился «железный занавес» идеологии. К 1925 – 1927 гг. окончательно сформировался состав «России 2». В эмиграции доля профессионалов и людей с высшим образованием превышала довоенный уровень.


Активному продолжению духовных традиций Серебряного века способствовала и высокая доля культурных людей в составе эмиграции. Создалась уникальная ситуация: нет государства, нет своего правительства, нет экономики, нет политики, - а культура есть. Распад государства не влечет за собой гибели нации! Только гибель культуры означает исчезновение нации!


Эта эфемерная «Россия 2», не имея ни столицы, ни правительства, ни законов, держалась только одним – сохранением прежней культуры России в инокультурном, инонациональном окружении. В этом эмиграция видела единственный исторический смысл случившегося, смысл своего существования. «Мы не в изгнании. Мы – в послании», - говорил Д.С.Мережковский. Задача сохранения культуры исчезнувшей старой России переросла в миссию русской эмиграции.




В ситуации национального «рассеяния» русский язык оказался главным признаком принадлежности к ушедшей России. Газеты, журналы, книги – все это было единственным действенным способом сохранения и передачи культурных традиций. Газеты, журналы, книги - стали самым действенным средством объединения эмиграции.


Для налаживания некоего подобия национальной духовной жизни требовалось творческое объединение. Духовная жизнь эмиграции стала собираться вокруг небольших интеллектуальных точек тяготения: издательств, образовательных и просветительских учреждений. Достаточно быстро сформировались эмигрантские библиотеки и архивы.


Среди библиотек особо выделялась библиотека им. И.С.Тургенева в Париже. Она была основана ещё в 1875 г. самим И.С.Тургеневым при поддержке певицы Полины Виардо. В 20-е – 30-е годы Тургеневская библиотека пережила свой второй расцвет. В её фонды поступали не только издаваемые в эмиграции книги и журналы, но и вывезенная из России литература, документы, письма, дневники.


В Тургеневской библиотеке начал комплектоваться собственный музей с картинами, подаренными художниками, с личными вещами Шаляпина, Бунина, Лифаря, Нижинского, Бенуа. Катастрофа наступила в 1940 году, когда немецкая армия заняла Париж. В Германию была вывезена большая часть фонда библиотеки. Вывезенные фонды пропали, их судьба до сих пор неизвестна. После Второй мировой войны Тургеневская библиотека в Париже была восстановлена, хотя и в более скромных размерах. Она действует и в настоящее время.


Русские культурные центры в эмиграции обеспечивали своего рода «защиту» от иной культурной среды, способствовали сохранению собственных культурных традиций. Было создано столько чисто русских учреждений, что можно было родиться, учиться, жениться, работать и умереть, не сказав ни слова по-французски. Среди эмигрантов даже бытовала такая шутка: «Хороший город Париж, только французов здесь многовато».



Но настоящим, полноценным литературным салоном в Париже можно считать воскресные собрания в квартире Гиппиус и Мережковского на улице Колонель Боннэ. Бывали здесь политики, философы, иногда заходил Бунин. Царицей салона была сама хозяйка – «великолепная Зинаида».




Литературное общество с пушкинским названием «Зелёная лампа» оказалось популярным и существовало более 10 лет. На его заседаниях слушали доклады о культуре и литературе, читали новые произведения.. Здесь бывали П.Милюков, А.Керенский, И.А.Бунин, А.Н.Бенуа, Г.Иванов, И Одоевцева и другие.


Основным механизмом существования русской культуры за рубежом явился принцип «культурного гнезда», который предполагал тесное взаимодействие всех сфер творчества: литературы, музыки, живописи, сценографии. Относительно более консервативными стали и художественные вкусы: реализм, символизм, модерн. Авангардные поиски 10-х гг. в эмиграции не прижились. Взаимодействие художников в эмиграции подчас оборачивалось прямой жизненной необходимостью выживания.


Проверь себя 1.Почему общество, которое составили эмигранты, считается уникальным? В чём его исключительность? 2. О каком «щедром даре» русских писали эмигрантские газеты? 3. Что вы знаете о России 2? 4. Какой способ объединения эмигрантов был самым действенным?


Продолжи фразу! «Ни одна эмиграция не получала столь повелительного наказа…» «В эмиграции доля профессионалов и людей с высшим образованием…» «Распад государства не влечет за собой… Только… означает…» Дмитрий Мережковский говорил: «Мы не в изгнании. Мы….» «Мы не покинули Россию…»


Сегодня сбывается мечта первых эмигрантов: их произведения, как и сочинения писателей двух последующих волн эмиграции, возвращаются на родину, их имена звучат среди тех, кто обогатил русскую культуру и науку. Сделаны и первые попытки научного осмысления вклада русского зарубежья в национальную и мировую культуру.

Кандидат филологических наук, ведущий научный сотрудник Дома Русского зарубежья имени Солженицына, доцент Литературного института.

Все лекции цикла можно посмотреть .

Литература русского зарубежья о которой пойдет речь можно ее начало увидеть в той исторической ситуации, которая наступила после 1917 года. То есть с началом Гражданской войны очень многие представители русской литературы, хотя не только литературы, оказываются за границей по разным причинам. Количество вообще русских за рубежом оказалось очень большим, называли самые различные цифры, кто говорит миллион, кто говорит три миллиона, но, я думаю, посчитать точное число невозможно по той простой причине, что эмиграция и зарубежье – не совсем совпадающие понятия. Поскольку Российская империя прекратила свое существование и значительная часть ее территории просто откололась, тот очень много людей, считавшихся русскими, и для которых русский язык был родным, оказались за границей против своей воли. И таких людей разумеется больше, чем только эмигрантов.

Пути за границу были самые различные. Часть могло из представителей русской литературы оказаться за границей вместе с отступающими армиями, так это было с Буниным, с Куприным. Часть могла просто перейти границу, поскольку граница была размыта – это Гиппиус, Мережковский. Очень многие уезжали для того, чтобы подлечиться, либо еще было такое любопытное определение, когда давали право на выезд – это для составления репертуара драматических театров. Георгий Иванов, например, уехал туда составлять репертуар драматических театров и там остался.

Время пребывания за границей поначалу многим казалось не очень долгим. Многие думали, что та странная власть, которая установилась в России, что не может это существовать очень долго. Они думали, что они скоро вернутся и примерно до середины 1920-х годов такие еще надежды теплились. Но время шло, стало вдруг понятно, что власть довольно крепко стоит, она другая, страна, в которой они родились, как бы уже ушла на дно истории, а это другая страна на том же самом месте. Отношение к ней было очень различным. Обычно считается, что все белые оказались за границей, а все красные остались здесь – это глубокое заблуждение. Во время исторических переломов обычно бывает… как, если мы ломаем какой-то минерал с вкраплениями, то картинки на слое будут совершенно одинаковыми, только дальше могут быть различия. И в этом смысле там конечно тех, кто не сочувствовал тому, что произошло здесь, было больше в целом, но картина очень разнообразная. Были и свои сочувствующие, были течения, которые пытались установить связь с Советской Россией.

До 1920-х годов обстановка не очень определенная, но в Берлине очень много издательств возникает. В силу некоторых исторических обстоятельств, там есть книжный рынок Советская Россия и поэтому очень благоприятная для книгоиздания ситуация. Она продолжалась несколько лет. Очень многие писатели переиздавали свои собрания сочинений. Потом, когда рынок был закрыт для этих изданий, то ситуация меняется и уже многие перебираются в Париж. И по-настоящему литературной столицей Париж становится уже во второй половине 1920-х годов. И с этого момента начинается особая ситуация, когда литература русского зарубежья все более обособляется от того, что вообще представляет из себя в этот момент русская литература, как таковая. То есть русская литература советская и русская литература русского зарубежья – это уже два разных рукава одной руки, но тем не менее, какие-то процессы совпадают, многое идет совершенно иным образом.

Очень много периодических изданий, которые возникают и о них можно говорить особо. Но самое главное, что постепенно появляется место, где можно печататься, этого все больше и какая-то литературная жизнь налаживается. Сразу определяются города, которые можно назвать столицами. В какой-то мере – это по началу был Берлин и потом – это русский Париж. А остальные столицы европейские, или города, где жили русские в Китае, в Америке и так далее – это для русского зарубежья литературного, провинция. И это соотношение столицы и провинции тоже будет играть свою роль довольно немаловажную, поскольку провинциалы часто будут обижаться на тех, кто находится в столице.

Большая часть писателей принадлежит либо столице – Парижу, либо бывшей столице – Берлину. Эта двустоличность тоже отражает, наверное, вообще русского сознания, поскольку две столицы, которые были до революции и там одна перемещалась – Петербург и Москва менялись этой ролью, также получилось и за границей. Из писателей, которые оказались там, заметно, пожалуй, что реалисты легче оказывались за границей, нежели представители модернистских течений. Возможно потому, что, начиная с символистов очень многие писатели ждали каких-то катаклизмов и для них не было неожиданностью то, что случилось в 1917 году. А вот те, кто не очень ждал каких-то потрясений и предпочитал более нормальное течение исторических событий, в общем, предпочли за определенными исключениями, выбрать свободное слово за границей.

Литература русского зарубежья складывается из трех волн русской эмиграции. Эмиграция первой волны — тра-гическая страница русской культуры. Это уникальное явле-ние и по массовости, и по вкладу в мировую культуру. Мас-совый исход из Советской России начался уже в 1919 году. Уехало более 150 писателей и более 2 млн. человек. В 1922 году по постановлению государственного полити-ческого управления (ГПУ) из страны были высланы на так называемом «философском корабле» более 160 рели-гиозно-философских писателей (Н. Бердяев, Н. Лосский, С. Франк, И. Ильин, Ф. Степун, Л. Шестов), прозаиков и критиков (М. Осоргин, Ю. Айхенвальд и др.), врачей, профессоров университетов. Из России уехал цвет рус-ской литературы: И. Бунин, А. Куприн (позже вернулся), Б. Зайцев, И. Шмелев, А. Толстой (вернулся в 1923 году), Д. Мережковский, 3. Гиппиус, К. Бальмонт, И. Северя-нин, Вяч. Иванов и др. Эмиграция первой волны сохра-няла все основные особенности русского общества, пред-ставляла, по словам 3. Гиппиус, «Россию в миниатюре».

Основными центрами русской эмиграции в Европе были Бер-лин (в основном здесь осели драматурги и театральные деяте-ли), Прага (профессора, художники, поэты), Париж (ставший столицей русской культуры). На Востоке эмигрантов приняли Шанхай, Харбин (С. Гусев-Оренбургский, С. Петров-Скиталец, А. Вертинский, Н. Байков).

В литературе первой волны эмиграции отчетливо выделялись два поколения: старшее, представители которого сформирова-лись как писатели на русской почве, они были известны рус-скому читателю, имели свой сложившийся стиль, широко из-давались не только в России. Это почти все символисты, кроме А. Блока, В. Брюсова и вернувшегося А. Белого (3. Гиппиус, К. Бальмонт, Д. Мережковский), футуристы (И. Северянин, Н. Оцуп), ак-меисты (Г. Иванов, Г. Адамович), реалисты (И. Бунин, И. Шме-лев, Б. Зайцев, А. Куприн, А. Толстой, М. Осоргин). Вокруг них складывались группы, кружки из писателей младшего, так на-зываемого «незамеченного» поколения. Это те, кто в России на-чинал еще свое становление, печатал отдельные произведения, но не успел сложиться как писатель или поэт со своим стилем. Одни из них группировались вокруг Бунина, образовав «бунин-ский кружок» (Г. Кузнецова, Л. Зуров). Другие объединились во-круг Ходасевича, создав группу «Перекресток». Они ориентирова-лись на строгие формы (неоклассицизм). Это Ю. Терапиано, Вл. Смоленский, Н. Берберова, Д. Кнут, Юр. Мандельштам.

Вокруг Г. Адамовича и Г. Иванова сложилась группа «Па-рижская нота» (И. Одоевцева, Б. Поплавский, А. Ладинский). Главное в творчестве — простота: никаких сложных метафор, ни-какой детализации, только наиболее общее, даже абстрагирован-ное. Они продолжали акмеизм, хотя обращались и к опыту симво-листов. Темы — любовь, смерть, жалость. Материал с сайта

Участники группы «Кочевье» (руководитель М. Слоним) стре-мились экспериментировать со словом, формой. Наследовали традиции футуризма, особенно В. Хлебникова (А. Гинкер, А. Присманова, В. Мамченко).

Основная тема творчества в самом начале эмиграции (1918-1920 гг.) — это «взрыв антисоветских страстей». Выходит «Окаянные дни» И. Бунина, книга заметок и дневниковых записей чело-века, изнутри видевшего первые послевоенные годы. В ряде мест она перекликается с «Несвоевременными мыслями» М. Горького (об азиатчине и дикости в русском человеке, о вине интеллиген-ции, которая так долго приучала народ к мысли, что он страда-лец и страстотерпец, так долго воспитывала в нем ненависть, что теперь сама ужасается плодам; о зверствах солдат и комисса-ров и т.д.).

что их хоть на Мадагаскар посылай
на вечное поселение, они и там
будут писать роман за романом.
А мне все надо родное, всякое –
хорошее, плохое – только родное».
А.И. Куприн

Литература русского зарубежья – совершенно уникальный феномен, результат насильственного разделения, границы не между, но внутри единой русской литературы, проведенной в первые годы после Октябрьской революции 1917 г. В мировой истории литературы есть немало примеров расцвета творчества единичных писателей вдали от родины – среди них Данте, Мицкевич, Джойс, однако до российской революции не было прецедента существования значительной части литературы вне ее «метрополии».

Литературным и культурным центром русских писателей за рубежом был сначала Берлин (1920-1924 гг.), затем – Париж. Популярность Берлина первой половины 1920-х гг. для эмигрантов объяснялась просто: Веймарская республика – в отличие от многих других европейских стран – признала Советскую Россию, а из-за инфляции курс рубля нэповского времени был достаточно весом. Особенностью Берлина было и интенсивное общение между эмигрантскими и советскими писателями. Многочисленные и часто недолговечные русские издательства немецкой столицы (между 1918 и 1928 гг. в Германии их было зарегистрировано 188) работали на оба рынка: советский и эмигрантский. Помимо крупнейшего издательства З.И. Гржебина, были «Эпоха», «Геликон», «Слово», «Грани», «Мысль», «Петрополис» и многие другие. В Германию приезжали многие советские писатели: М. Горький, В. Маяковский, Ю. Тынянов, К. Федин. Выступление С. Есенина в берлинском Доме искусств произвело фурор. В Берлине выходили периодические издания различной общественно-политической направленности на русском языке: «Дни», «Руль», «Время», «Голос России», «Грядущая Россия», ряд других. «Для нас нет в области книги разделения на Советскую Россию и эмиграцию», – гордо декларировал берлинский журнал «Русская книга», и так оно и было – но только до середины 1920-х гг., когда граница закрылась.

Примерно в это же время центр русской литературной эмиграции переместился в Париж. Собственно, Франция в отношении языка и культуры изначально была близка русским из привилегированных сословий, у некоторых счастливцев - например, у Мережковских - там было жилье, но абсолютное большинство эмигрантов-писателей (и не-писателей) столкнулись с большими бытовыми трудностями и вынуждены были зарабатывать на жизнь тяжелым неквалифицированным трудом. К 1923 г. во Франции жили, по разным данным, от 70 до 400 тыс. русских беженцев.

Крупнейшим журналом были лево-демократические «Современные записки», отличавшиеся явным антибольшевистским пафосом. Созданный в 1920 г. по образу и подобию классических русских толстых журналов (само название явно отсылало одновременно и к пушкинско-некрасовскому «Современнику», и к «Отечественным запискам»), он печатал всех лучших и «сколько-нибудь известных» писателей русского зарубежья. До 1940 г. вышло 70 номеров, тираж составлял около 2000 экземпляров. Среди газет выделялось умеренно консервативное «Возрождение» (сначала под редакцией П.Б. Струве, с 1927 года - Ю.Ф. Семенова), где также печатались многие видные эмигрантские писатели.

С 1921 г. другими центрами русской диаспоры с полноценной культурной жизнью стали Прага (не столько литературный, сколько научный центр – там, среди прочего, были созданы Русский свободный университет, крупнейший в эмиграции Союз русских писателей и журналистов, Русский заграничный архив и многие другие учреждения, с 1920 по 1932 г. выходила газета (потом – журнал) «Воля России») и Белград (благодарный Николаю I за помощь, король Александр постарался сделать жизнь белых эмигрантов-писателей лучше: при сербской Академии наук основали издательство «Русская библиотека», выпускавшее книги многих русских писателей). В Софии выходил некоторое время толстый журнал «Русская мысль» - преемник дореволюционного русского издания под редакцией того же П.Б. Струве; в Риге выпускалась одна из крупнейших эмигрантских газет «Сегодня». В русском культурном центре на Дальнем Востоке – Харбине – газет и журналов в 1920-е гг. выходило больше, чем в Берлине, однако европейцы обычно относились к русскому «китайскому» зарубежью как к глубокой провинции, делая исключение только для самых крупных литераторов - например, для поэта, прозаика и публициста Арсения Несмелова (Арсения Ивановича Митропольского, 1889-1945), участника Белого движения, выпустившего в эмиграции шесть поэтических сборников.

Литературная жизнь русского зарубежья (по крайней мере, до Второй мировой войны), несмотря на оторванность от языка и культурной жизни Родины, была вполне полноценной: помимо множества издательств и разнообразной периодики, существовали литературные общества (например, журфиксы Д.С. Мережковского и З.Н. Гиппиус, позже переросшие в заседания общества «Зеленая лампа»), велась литературная полемика: самая значительная и многолетняя – между В.Ф. Ходасевичем и Г.В. Адамовичем.

Ходасевич работал в 1925-1926 гг. в эсеровской газете «Дни», а с 1927 г. и до самой своей смерти был главным литературным критиком «Возрождения»; Адамович был критиком «Последних новостей» - первой и самой долговечной из эмигрантских газет (с 1921 г. - под редакцией П.Н. Милюкова). Спор шел и о судьбе и самой возможности существования литературы и родного языка вдали от родины, и позже - о поэзии. Ходасевич призывал уделять больше внимания поэтическому мастерству и дисциплине и ориентироваться на классические образцы поэзии, в то время как Адамович критиковал молодых поэтов за чрезмерное, на его взгляд, внимание к формальным аспектам творчества, требовал от нее «человечности». К сожалению, Ходасевич – «крупнейший поэт нашего времени, литературный потомок Пушкина по тютчевской линии», гордость «русской поэзии, пока жива последняя память о ней» (по авторитетному мнению В.В. Набокова) - в эмиграции писал относительно мало, а после 1927 г., когда вышел его последний сборник «Европейская ночь», – почти ничего, сосредоточившись на литературной критике.

Крупнейшим прозаиком «с дореволюционным стажем» был, безусловно, И.А. Бунин (1870–1953), первым из русских получивший в 1933 г. Нобелевскую премию по литературе. Бунин писал и стихи, но только в первые годы эмиграции, оставаясь в основном прозаиком. В 1918-1919 гг. в Москве и Одессе Бунин вел дневники, позже ставшие основой для книги «Окаянные дни» - живого свидетельства эпохи революции и гражданской войны и одного из самых злых и ярких памфлетов о начале большевистской власти. Чуть позже писатель оставил политический пафос и обратился к вечным темам. Всепоглощающая страсть и трагичность земной любви, всегда связанной со смертью – основа повести «Митина любовь» (1924), сборника рассказов «Солнечный удар» (1927). Во время Второй мировой войны в Грассе, в тяжелых бытовых условиях и тревоге за исход войны (несмотря на ненависть к большевикам, он сильно переживал за судьбу родины), Бунин создает одно из самых проникновенных своих творений - книгу «Темные аллеи».

Центральное произведение эмигрантского периода Бунина - роман «Жизнь Арсеньева»: и автобиографический, и, используя выражение Л.Я. Гинзбург, автопсихологический, и общечеловеческий. По словам Г.В. Адамовича, «Жизнь Арсеньева» - книга о России, о русских людях, о русской природе, об исчезнувшем русском быте, о русском характере», при этом «как ни богато повествование этим национальным содержанием, как в этой плоскости ни горестно оно по тону, истинная тема „Арсеньева“ - иная. За Россией у Бунина - весь мир, вся не поддающаяся определению жизнь, с которой Арсеньев чувствует свое родство и связь».

Свои «окаянные дни» - тяжелый опыт столкновения с новой властью - есть у многих писателей русского зарубежья. Так, повесть А.И. Куприна «Купол Святого Исаакия Далматского» (1927) посвящена событиям осени 1919 г. и явно показывает неслучайность эмиграции автора. Для Куприна, чья проза была тесно привязана к русским реалиям, отрыв от родины стал трагедией не только эмоциональной, но и творческой. В начале 1920-х гг. он надел на себя, по выражению Саши Черного, «чугунное ярмо антибольшевистского публициста». Позже Куприн напишет ряд биографических очерков, а также повести и рассказы, большая часть которых посвящена воспоминаниям о России – ее былом величии и удивительных людях; обращается он и к православным мотивам. Самым крупным произведениям Куприна периода эмиграции стал автобиографический роман «Юнкера» (1932) – о взрослении alter еgo автора, переходе от отрочества до юности.

Надо отметить, что автодокументальные жанры были любимыми у писателей-эмигрантов, что вполне психологически объяснимо: при невозможности вернуться на родину и воскресить прошлое многие пытались сделать это в текстах: исторические события передавались через призму личного, а ностальгия добавляла эмоционально-лирического колорита. Яркие примеры - тетралогия Б.К. Зайцева «Путешествие Глеба» о взрослении главного героя на фоне русского быта и истории последних десятилетий XIX - начала XX вв.; автобиографический роман «Отчий дом» Е.Н. Чирикова. Ностальгией по родине, стремлением к сохранению корней можно объяснить и обращение многих писателей русского зарубежья к религиозным мотивам.

Обе упомянутые темы – автобиографическая и религиозная - основа эмигрантского творчества И.С. Шмелева (1873–1950), которое он начал страстным обвинением новой России - эпопеей (по авторскому определению) «Солнце мертвых» (1923). Революция в ней – огромная личная и национальная трагедия, эсхатологическое предсказание конца не только мира людей, но и животных, страдающих от «тех, что убивать хотят».

Спасение Шмелев вскоре начинает видеть в православии, в сохранении былой «Святой Руси» в противовес современной, явно сатанинской («Где нет Бога - там будет Зверь»). Он пишет романы «Лето Господне» и «Богомолье», сочетающие автобиографические и религиозные мотивы, поэтизирующие прошлое. В книге «Лето Господне» описывается «град Китеж»: жизнь и быт дореволюционной России через восприятие семилетнего мальчика Вани Шмелева. Повесть «Богомолье» посвящена паломничеству в Троице-Сергиеву лавру.

Писатели-эмигранты часто обращались и к жанру литературной биографии ("Жизнь Тургенева» (1932) Б.К. Зайцева, многочисленные «перенасыщенные эрудицией и культурой» романы Мережковского («Наполеон», книги о Данте, о Франциске Ассизском,и др.), 16 романов и повестей мастера исторического портрета М.А. Алданова (1886–1957) о событиях русской и европейской истории. Исторические романы писали и на основе собственного опыта: таков многотомный роман генерала П.Н. Краснова «От Двуглавого Орла к красному знамени» (1921-1922), где повествуется о русско-японской, Первой мировой и Гражданской войне, о революциях 1905 и 1917 г. - везде Краснов был свидетелем и участником (вероятно, поэтому батальные сцены и описания военной жизни особенно ему удавались).

Крупнейший писатель молодого поколения эмиграции – В.В. Набоков (1899–1977) ­– также отдал дань автодокументальной прозе: «Машенька», первый роман, опубликованный за границей, содержит в основе личные воспоминания автора ­- его юношескую любовную историю, которая позже будет пересказана в книге «Другие берега». Будучи одним из лучших образцов жанра, эта книга стала центральным автобиографическим комментарием, ключом к восприятию книг, написанных Набоковым ранее, и введением к его более поздним произведениям. Лучшие из них – «Защита Лужина», «Приглашение на казнь» (1934-1935) с явными отсылками к набиравшим силу двум тоталитарным режимам, «Дар». В американском периоде лучшие произведения Набокова были написаны им на английском языке, но с многочисленными отсылками к русской литературе: «Лолита», «Ада, или радости страсти», «Пнин» и «Бледный огонь».

Один из ярких молодых прозаиков эмиграции - Гайто Газданов (1903–1971), автор девяти законченных («Вечер у Клэр» и др.) и одного незаконченного романа, документальной повести о французском Сопротивлении, нескольких десятков рассказов и статей о литературе.

Среди поэтов русского зарубежья в первую очередь стоит упомянуть (помимо В.Ф. Ходасевича) о Г.В. Иванове и М.И. Цветаевой.

Для Марины Цветаевой (1892–1941) эмигрантский период был и творчески плодотворным, и драматичным: русская эмиграция относилась к ней более чем прохладно. По мнению исследователей, на 1922–1924 гг. (время жизни в Берлине и Праге) приходится вершина развития лирического дарования Цветаевой. Среди написанного – «восхитительная сказка» (по выражению Ходасевича) поэма «Молодец» (1922), завершающая цикл фольклорных поэм; «поэмы расставания» (1924) - «Поэма Горы» и «Поэма Конца»; «лирическая сатира» «Крысолов», сборники стихов. «Тройственный» эпистолярный роман с Пастернаком и Рильке стал импульсом создания четырех последних лирических поэм, объединенных общей темой смерти - «Поэма Лестницы» (1926), «Попытка комнаты», «Новогоднее» (непосредственный отклик на смерть Рильке) и «Поэма воздуха»; писала Цветаева и прозу, самобытную и оригинальную.

«Последний петербургский поэт» Георгий Владимирович Иванов (1894–1958) стал одним из первых поэтов эмиграции с выпуском сборника «Розы» (1931), в котором было известное стихотворение «Хорошо, что нет Царя…». В сборнике с огромной художественной силой запечатлена трагическая разорванность эмигрантского сознания. Второй и последний парижский сборник - «Портрет без сходства» - вышел в 1950 г. По словам исследователя, «написанное Георгием Ивановым за пределами России - это своего рода комментарий к розановскому «Апокалипсису нашего времени» с его известным приговором: «Русь слиняла в два дня»».

Константин Бальмонт, всегда страдавший, по выражению Г.П. Струве, «многописанием», много писал и в эмиграции; примерно то же можно сказать и о Игоре Северянине, выпустившем в 1920-30-е гг. «не менее десяти томов стихов».

К сожалению, объем даже самой большой статьи не позволяет сделать сколько-нибудь репрезентативный обзор даже значимых писателей и поэтов русского зарубежья: простое перечисление имен, названий, дат, книг, издательств и периодики заняло бы множество страниц. Масштаб, многообразие и «цветущая сложность» литературного мира первой волны русской эмиграции были впечатляющи. Однако, несмотря на это, для абсолютного большинства ее писателей и поэтов вполне применима формула Цветаевой: «Всё меня выталкивает в Россию, в которую я ехать не могу. Здесь я не нужна. Там я невозможна».

С этим отношением к навсегда потерянной родине связано и своеобразие текстов эмигрантских писателей: несмотря на преемственность реалистической традиции, в строгом смысле реалистическими их назвать нельзя. Корпус произведений русского зарубежья создает другую, «ностальгическую» Россию, «которую мы потеряли» - лучшую, освобожденную от всех негативных черт; Россию, неприглядные детали бытового реализма которой заменены на дорогие сердцу подробности.

В России Куприн пишет «Поединок», в эмиграции – роман «Юнкера». В России Шмелев известен как критический реалист, автор «Человека из ресторана» - в эмиграции он создает «Лето Господне» и «Богомолье». Даже самый «отстраненный» от России писатель – Набоков – пишет в эмиграции вещи или напрямую отсылающие к утраченной родине и жизни в ней («Машенька», «Дар», «Защита Лужина»), или – что еще удивительнее - наполняет свою англоязычную прозу, предназначенную прежде всего для иностранного читателя, отсылками к русским реалиям и аллюзиями на русскую классическую литературу, понятными лишь для русского читателя. Этот миф об утраченной идеальной России – пожалуй, главное в литературном наследии русского зарубежья.

Литература писателей эмигрантов выходцев из России возникла вскоре после Октябрьской революции и по сей день существует как политический противник литературы тоталитарного режима. Но эмигрантская литература только визуально существовала отдельно, на самом деле она вместе с литературой России являет собой неделимое целое.

Эмигранты первой волны (1918–1940)

Понятие «русское зарубежье» образовалось практически сразу после свершения Революции 1917 года, когда страну стали покидать беженцы. В больших центрах поселения русских – Париже, Берлине, Харбине – сформировались целые мини-городки «Россия в миниатюре», в которых были полностью воссозданы все черты дореволюционного русского общества. Здесь печатались русские газеты, работали университеты и школы, писала свои труды интеллигенция, покинувшая родину.

На тот момент большая часть художников, философов, писателей добровольно эмигрировала или была выслана за пределы страны. Эмигрантами стали звезды балета Вацлав Нижинский и Анна Павлова, И.Репин, Ф.Шаляпин, известные актеры И.Мозжухин и М.Чехов, композитор С.Рахманинов. В эмиграцию попали также известные писатели И.Бунин, А.Аверченко, А.Куприн, К.Бальмонт, И. Северянин, Б.Зайцев, Саша Черный, А.Толстой. Весь цвет русской литературы, отозвавшийся на страшные события революционного переворота и гражданской войны, запечатлевший рухнувшую дореволюционную жизнь, оказался в эмиграции и стал духовным оплотом нации. В непривычных условиях зарубежья русские писатели сохранили не только внутреннюю, но и политическую свободу. Несмотря на тяжелую жизнь эмигранта, они не перестали писать свои прекрасные романы и поэмы.

ЛИТЕРАТУРА РУССКОГО ЗАРУБЕЖЬЯ. Литература русского зарубежья – ветвь русской литературы, возникшей после 1917 и издававшейся вне СССР и России. Различают три периода или три волны русской эмигрантской литературы. Первая волна – с 1918 до начала Второй мировой войны, оккупации Парижа – носила массовый характер. Вторая волна возникла в конце Второй мировой войны (И.Елагин, Д.Кленовский, Л.Ржевский, Н.Моршен, Б.Филлипов).

Третья волна началась после хрущевской «оттепели» и вынесла за пределы России крупнейших писателей (А.Солженицын, И.Бродский, С.Довлатов). Наибольшее культурное и литературное значение имеет творчество писателей первой волны русской эмиграции.

В то же время, в эмиграции литература была поставлена в неблагоприятные условия: отсутствие массового читателя, крушение социально-психологических устоев, бесприютность, нужда большинства писателей должны были неизбежно подорвать силы русской культуры. Но этого не произошло: с 1927 начинается расцвет русской зарубежной литературы, на русском языке создаются великие книги. В 1930 Бунин писал: «Упадка за последнее десятилетие, на мой взгляд, не произошло. Из видных писателей, как зарубежных, так и «советских», ни один, кажется, не утратил своего таланта, напротив, почти все окрепли, выросли. А, кроме того, здесь, за рубежом, появилось и несколько новых талантов, бесспорных по своим художественным качествам и весьма интересных в смысле влияния на них современности».

Утратив близких, родину, всякую опору в бытии, поддержку где бы то ни было, изгнанники из России получили взамен право творческой свободы. Это не свело литературный процесс к идеологическим спорам. Атмосферу эмигрантской литературы определяла не политическая или гражданская неподотчетность писателей, а многообразие свободных творческих поисков.

В новых непривычных условиях («Здесь нет ни стихии живого быта, ни океана живого языка, питающих работу художника», – определял Б.Зайцев) писатели сохранили не только политическую, но и внутреннюю свободу, творческое богатство в противостоянии горьким реалиям эмигрантского существования.

Развитие русской литературы в изгнании шло по разным направлениям: писатели старшего поколения исповедовали позицию «сохранения заветов», самоценность трагического опыта эмиграции признавалась младшим поколением (поэзия Г.Иванова, «парижской ноты»), появились писатели, ориентированные на западную традицию (В.Набоков, Г.Газданов). «Мы не в изгнаньи, мы в посланьи», – формулировал «мессианскую» позицию «старших» Д.Мережковский. «Отдать себе отчет в том, что в России или в эмиграции, в Берлине или на Монпарнасе, человеческая жизнь продолжается, жизнь с большой буквы, по-западному, с искренним уважением к ней, как средоточию всего содержания, всей глубины жизни вообще…», – такой представлялась задача литератора писателю младшего поколения Б.Поплавскому. «Следует ли напоминать еще один раз, что культура и искусство суть понятия динамические», – подвергал сомнению ностальгическую традицию Г.Газданов.

Старшее поколение писателей-эмигрантов. Стремление «удержать то действительно ценное, что одухотворяло прошлое» (Г.Адамович) – в основе творчества писателей старшего поколения, успевших войти в литературу и составить себе имя еще в дореволюционной России. К старшему поколению писателей относят: Бунина, Шмелева, Ремизова, Куприна, Гиппиус, Мережковского, М.Осоргина. Литература «старших» представлена преимущественно прозой. В изгнании прозаиками старшего поколения создаются великие книги: Жизнь Арсеньева (Нобелевская премия 1933), Темные аллеи Бунина; Солнце мертвых , Лето Господне , Богомолье Шмелева; Сивцев Вражек Осоргина; Путешествие Глеба , Преподобный Сергий Радонежский Зайцева; Иисус Неизвестный Мережковского. Куприн выпускает два романа Купол святого Исаакия Далматского и Юнкера , повесть Колесо времени . Значительным литературным событием становится появление книги воспоминаний Живые лица Гиппиус.

Среди поэтов, чье творчество сложилось в России, за границу выехали И.Северянин, С.Черный, Д.Бурлюк, К.Бальмонт, Гиппиус, Вяч.Иванов. В историю русской поэзии в изгнании они внесли незначительную лепту, уступив пальму первенства молодым поэтам – Г.Иванову, Г.Адамовичу, В.Ходасевичу, М.Цветаевой, Б.Поплавскому, А.Штейгеру и др. Главным мотивом литературы старшего поколения стала тема ностальгической памяти об утраченной родине. Трагедии изгнанничества противостояло громадное наследие русской культуры, мифологизированное и поэтизированное прошедшее. Темы, к которым наиболее часто обращаются прозаики старшего поколения, ретроспективны: тоска по «вечной России», события революции и гражданской войны, русская история, воспоминания о детстве и юности. Смысл обращения к «вечной России» получили биографии писателей, композиторов, жизнеописания святых: Ив.Бунин пишет о Толстом (Освобождение Толстого ), М.Цветаева – о Пушкине (Мой Пушкин ), В.Ходасевич – о Державине (Державин ), Б.Зайцев – о Жуковском, Тургеневе, Чехове, Сергии Радонежском (одноименные биографии). Создаются автобиографические книги, в которых мир детства и юности, еще не затронутый великой катастрофой, видится «с другого берега» идиллическим и просветленным: поэтизирует прошлое Ив.Шмелев (Богомолье , Лето Господне ), события юности реконструирует Куприн (Юнкера ), последнюю автобиографическую книгу русского писателя-дворянина пишет Бунин (Жизнь Арсеньева ), путешествие к «истокам дней» запечатлевают Б.Зайцев (Путешествие Глеба ) и Толстой (Детство Никиты ). Особый пласт русской эмигрантской литературы составляют произведения, в которых дается оценка трагическим событиям революции и гражданской войны. Эти события перемежаются со снами, видениями, уводящими в глубь народного сознания, русского духа в книгах Ремизова Взвихренная Русь , Учитель музыки , Сквозь огонь скорбей . Скорбной обличительностью насыщены дневники Бунина Окаянные дни . Роман Осоргина Сивцев Вражек отражает жизнь Москвы в военные и предвоенные годы, во время революции. Шмелев создает трагическое повествование о красном терроре в Крыму – эпопею Солнце мертвых , которую Т.Манн назвал «кошмарным, окутанным в поэтический блеск документом эпохи». Осмыслению причин революции посвящен Ледяной поход Р.Гуля, Зверь из бездны Е.Чирикова, исторические романы примкнувшего к писателям старшего поколения Алданова (Ключ , Бегство , Пещера ), трехтомный Распутин В.Наживина. Противопоставляя «вчерашнее» и «нынешнее», старшее поколение делало выбор в пользу утраченного культурного мира старой России, не признавая необходимости вживаться в новую действительность эмиграции. Это обусловило и эстетический консерватизм «старших»: «Пора бросить идти по следам Толстого? – недоумевал Бунин. – А по чьим следам надо идти?».

Младшее поколение писателей в эмиграции. Иной позиции придерживалось младшее «незамеченное поколение» писателей в эмиграции (термин писателя, литературного критика В.Варшавского), поднявшееся в иной социальной и духовной среде, отказавшееся от реконструкции безнадежно утраченного. К «незамеченному поколению» принадлежали молодые писатели, не успевшие создать себе прочную литературную репутацию в России: В.Набоков, Г.Газданов, М.Алданов, М.Агеев, Б.Поплавский, Н.Берберова, А.Штейгер, Д.Кнут, И.Кнорринг, Л.Червинская, В.Смоленский, И.Одоевцева, Н.Оцуп, И.Голенищев-Кутузов, Ю.Мандельштам, Ю.Терапиано и др. Их судьба сложилась различно. Набоков и Газданов завоевали общеевропейскую, в случае Набокова, даже мировую славу. Алданов, начавший активно печатать исторические романы в самом известном эмигрантском журнале «Современные записки», примкнул к «старшим». Практически никто из младшего поколения писателей не мог заработать на жизнь литературным трудом: Газданов стал таксистом, Кнут развозил товары, Терапиано служил в фармацевтической фирме, многие перебивались грошовым приработком. Характеризуя положения «незамеченного поколения», обитавшего в мелких дешевых кафе Монпарнаса, В.Ходасевич писал: «Отчаяние, владеющее душами Монпарнаса… питается и поддерживается оскорблениями и нищетой… За столиками Монпарнаса сидят люди, из которых многие днем не обедали, а вечером затрудняются спросить себе чашку кофе. На Монпарнасе порой сидят до утра потому, что ночевать негде. Нищета деформирует и само творчество». Наиболее остро и драматично тяготы, выпавшие на долю «незамеченного поколения», отразились в бескрасочной поэзии «парижской ноты», созданной Г.Адамовичем. Предельно исповедальная, метафизическая и безнадежная «парижская нота» звучит в сборниках Поплавского (Флаги ), Оцупа (В дыму ), Штейгера (Эта жизнь , Дважды два – четыре ), Червинской (Приближение ), Смоленского (Наедине ), Кнута (Парижские ночи ), А.Присмановой (Тень и тело ), Кнорринг (Стихи о себе ). Если старшее поколение вдохновлялось ностальгическими мотивами, то младшее оставило документы русской души в изгнании, изобразив действительность эмиграции. Жизнь «русского монпарно» запечатлена в романах Поплавского Аполлон Безобразов , Домой с небес . Немалой популярностью пользовался и Роман с кокаином Агеева. Широкое распространение приобрела и бытовая проза: Одоевцева Ангел смерти , Изольда , Зеркало , Берберова Последние и первые. Роман из эмигрантской жизни .

Исследователь эмигрантской литературы Г.Струве писал: «Едва ли не самым ценным вкладом писателей в общую сокровищницу русской литературы должны будут признаны разные формы нехудожественной литературы – критика, эссеистика, философская проза, высокая публицистика и мемуарная проза». Младшее поколение писателей внесло значительный вклад в мемуаристику: Набоков Другие берега , Берберова Курсив мой , Терапиано Встречи , Варшавский Незамеченное поколение , В.Яновский Поля Елисейские , Одоевцева На берегах Невы , На берегах Сены , Г.Кузнецова Грасский дневник .

Набоков и Газданов принадлежали к «незамеченному поколению», но не разделили его судьбы, не усвоив ни богемно-нищенского образа жизни «русских монпарно», ни их безнадежного мироощущения. Их объединяло стремление найти альтернативу отчаянию, изгнаннической неприкаянности, не участвуя при этом в круговой поруке воспоминаний, характерной для «старших». Медитативная проза Газданова, технически остроумная и беллетристически элегантная была обращена к парижской действительности 1920 – 1960-х. В основе его мироощущения – философия жизни как формы сопротивления и выживания. В первом, в значительной степени автобиографическом романе Вечер у Клэр Газданов давал своеобразный поворот традиционной для эмигрантской литературы теме ностальгии, заменяя тоску по утраченному реальным воплощением «прекрасного сна». В романах Ночные дороги , Призрак Александра Вольфа , Возвращение Будды спокойному отчаянию «незамеченного поколения» Газданов противопоставил героический стоицизм, веру в духовные силы личности, в ее способность к преображению. Своеобразно преломился опыт русского эмигранта и в первом романе В.Набокова Машенька , в котором путешествие к глубинам памяти, к «восхитительно точной России» высвобождало героя из плена унылого существования. Блистательных персонажей, героев-победителей, одержавших победу в сложных, а подчас и драматичных, жизненных ситуациях, Набоков изображает в своих романах Приглашение на казнь , Дар , Ада , Подвиг . Торжество сознания над драматическими и убогими обстоятельствами жизни – таков пафос творчества Набокова, скрывавшийся за игровой доктриной и декларативным эстетизмом. В эмиграции Набоков также создает: сборник рассказов Весна в Фиальте , мировой бестселлер Лолита , романы Отчаяние , Камера обскура , Король, дама, валет , Посмотри на арлекинов , Пнин , Бледное пламя и др.

tattooe.ru - Журнал современной молодежи